Читать онлайн книгу "Жемчужина прощения"

Жемчужина прощения
Елена Черткова


RED. Мистика
Максим живет в Москве и зарабатывает на жизнь настоящим колдовством – помогает клиентам разобраться в собственном прошлом. Но это не предел мечтаний столичного колдуна: Максим хочет научиться просматривать так называемые «нити следствий» – вероятные последствия принятых решений. Он находит себе наставницу и с ее помощью узнает страшную правду о судьбе Москвы. Для того, чтобы спасти родной город, Максиму придется отправиться на поиски таинственной «жемчужины прощения». Максим ненавидит говорить с усопшими, не желает переходить дорогу сильнейшим темным колдунам и уж тем более, будучи тихим интровертом, не видит себя в роли супергероя. Но ужас, который обрушивается на него в нитях следствий, не оставляет ему выбора…



Комментарий Редакции: Автор – профессиональный рассказчик действительно захватывающих историй. Оригинальный сюжет с аутентичными артефактами, неклассический образ героя, который придется по душе любому читателю, любовная линия, держащая в напряжении не хуже основного сюжета – все это позволяет однозначно утверждать: это книга, от которой вы не сможете оторваться.





Елена Черткова

Жемчужина прощения





От автора


Давайте для начала разберемся, где правда, а где вымысел.

Да, я действительно родилась и выросла в Нижегородской области, поэтому видела своими глазами некоторые описанные в этой истории места и чувствовала их силу. Однако не стоит думать, что, отыскав в ветлужских лесах столетние лиственницы, вам следует использовать куски их спилов в качестве магического компаса.

Да, в моем окружении полно тех, кто, имея на то основания или нет, «продает» себя как поставщика разного рода околомистических услуг. Но это не значит, что у меня в записной книжке и правда можно отыскать телефон Дэнчика.

Да, некоторые из описанных в книге мистических ритуалов и инструментов можно считать условно рабочими. Профессионал наверняка снисходительно улыбнется, поняв, что именно я «спародировала» на этих страницах. Но, как говорится, не пытайтесь повторить это дома. Оно просто так не работает.

Да, все мои бабушки и дедушки прошли войну, в том числе на «поездах жизни». Да, кое-где я прибегала к семейным байкам, однако это ни в коем случае не биографичное произведение, а некий литературный «франкенштейн» из рассказов нескольких ветеранов, из фрагментов литературных источников и, конечно, плодов моей буйной фантазии. Так что ВСЕ ПЕРСОНАЖИ ВЫДУМАНЫ И СОВПАДЕНИЯ СЛУЧАЙНЫ! И пожалуйста, не просите меня поговорить с мертвыми и уж тем более поделиться рецептом «самого вкусного в мире печенья».

Всем сердцем ваша

Елена Черткова.




Глава 1

Сияние


– Ну и дыра-а… – произнес Максим, спустившись из обледеневшей электрички на платформу поселка Быструха. Мужчина, тоже вышедший на этой станции, похоже, местный, от пронизывающего ветра согнувшийся знаком вопроса, – посмотрел на него, будто раздумывая, оскорбиться из-за этого высказывания или попытаться в лице приезжего найти собутыльника, с которым можно от души поругать политиков и жизнь. Но в итоге только сплюнул в сугроб и пошел к поселку.

Отдельного здания железнодорожной станции тут не было. Просто кусок асфальта, возвышающийся посреди леса, и вдалеке сгусток огней – жмущиеся друг к другу дома. Автобусной остановки тоже не нашлось. Это значило, что до конечной точки маршрута, крошечной деревеньки с живописным названием «Сияние», придется идти пешком – около четырех километров по заснеженному лесу.

На краю поселка, где более-менее расчищенная дорога заканчивалась, откуда-то выскочил здоровенный пес. Максим вошел вниманием в пространство, где обычно обитают всякого рода энергетические паразиты, выволок алкашного прилипалу из ближайшей избы и подогнал собаку этой тварью к себе. Такие сущности всегда селятся в домах запойных, жирея на слабости, бардаке и тупости. Домашние животные если и не видят их, то чувствуют. Собаки иногда лают до хрипоты, иногда боятся. На вид и правда ничего приятного: студенистые складки тела (порой необычайных размеров) утыканы разного размера щупальцами. С непривычки точно вырвет, если увидеть, как облепил такой свою заснувшую в грязи жертву и аж хлюпает от удовольствия.

Поймав вонявшее псиной животное за загривок, Максим обернул вокруг его шеи толстую шерстяную нить и, затягивая узел, назначил мысленный позывной для подачи команд. У него все были Пятницами, чтобы не путаться. Ну в крайнем случае Субботой – если требовалась пара помощников.

Уже почти стемнело. Неизвестно, сколько развилок на этой дороге и добьют ли мобильные вышки до такой глуши. А пес местность знает отлично, найдет, как добраться, не увязнув в снегу по самые уши.

Трактор проехал по дороге давно, после прошел уже не один снегопад. Хорошо еще, сильных метелей не было. Пятница не спеша бежал впереди, нюхая старые следы. Конечно, ни один из них Варваре Ивановне не принадлежал. Темные утруждать себя не будут, всегда найдут кого-то из приходящих на поклон. Вокруг таких колдунов, как правило, масса «искренних» почитателей, в действительности давно сидящих на договорах, расплачиваясь всем чем только можно за исполнение желаний, которые обычно вели не к счастью, а лишь к очередным договорам. Он, правда, тоже шел заключать договор, но от остальных отличался тем, что знал, какими будут условия и цена. Мало кто из колдунов работает с нитями следствий. Максим даже удивился, когда Варвара Ивановна написала, что у него достаточно сил, чтобы увидеть если не все, то хотя бы большую часть нитей и не двинуться головой при этом. Он давно искал учителя, профессионала, но светлые такого уровня чаще по ашрамам и пещерам сидят, ну или прячутся так, что даже опытный мастер их с трудом вычислит. А из темных – лучше, чтобы свои порекомендовали, мало ли какой ублюдок попадется. Варвара Ивановна, правда, себя к темным не относила, хотя использовала исключительно их инструментарий. Такие любят называться нейтральными, но нейтральных не существует. Ты либо работаешь за счет своих сил, либо используешь других. Третьего не дано. А мотивация, принципы, мораль – это все понятия, которыми можно жонглировать как угодно. Большинство темных, брызжа слюной, будут утверждать, что помогают людям. Мало того, и люди уверены, что им помогают. Да только если бы клиент видел эти самые нити следствий, то ужаснулся бы, понимая, к чему в действительности приведет его желание в исполнении такого мастера. Сам Максим был принципиальным светлым, но не воинствующим. Жил тихо, работал на совесть, воевать с темными не собирался, спасать от них мир – тем более.

Его знакомство с Варварой Ивановной состоялось через одного рублевского решалу от эзотерики. Слабенький колдун Дэнчик, смазливый и ужасно активный, был ходячим каталогом нетривиальных услуг. Официально Дэнчик считался массажистом, однако работа его заключалась в том, чтобы лезть в душу к состоятельным людям, выслушивать их печали и трудности и находить подходящего мастера из той области, которая находится за гранью классической медицины, психологии, астрологии… От эротического бесконтактного массажа до эффектного ритуального экзорцизма – Дэнчик мог организовать все. Варвара Ивановна же иногда забирала к себе тех, кто натворил такого, что теперь хоть в петлю, и помогала решать их жизненные головоломки. Человек при этом жил с ней несколько дней, работал по дому, а она просматривала его нити следствий, простраивая четкую последовательность действий. Совершив их в точности так, как велела колдунья, клиент неизменно получал желаемое. А Варвара Ивановна оставляла в нитях причин ловушки, которые детонировали при попытке рассказать о ней. Стоило клиенту открыть рот, чтобы поведать о диковатой кудеснице из глубинки, как все в его сознании смешивалось и расплывалось, и даже примерно не получалось вспомнить, когда, где и с кем это было. С Максимом, конечно, такой фокус не прошел бы, но он и ехал с другой целью. Обмен бумажными письмами с фотографиями и встречи на тонком плане длились более полугода. Варвара Ивановна не объясняла смысл этого утомительного кастинга, но, вполне вероятно, он мог заключаться в терпении. И Максим был терпелив. Наконец колдунья прислала дешевую новогоднюю открытку с одним только словом: «Приезжай». Так начался последний этап проверки на профпригодность. Все это время в адресном блоке Максим писал лишь: «Россия. Деревня Сияние. Варваре Ивановне». Конечно, сегодня определить регион, в котором расположен населенный пункт, благодаря Интернету проблемы не составляет, а раньше пришлось бы посидеть денек над картами, сравнивая вибрации от письма с теми, что идут от бумаги. Если же колдунов в поселении много, то оглохнешь, пока найдешь. А дальше наверняка начнется игра «отыщи правильный дом, несмотря на защиту». Но в какой-то мере все происходящее Максиму даже нравилось. Интересный вызов и достойный приз. Вот бы еще не было так холодно, не задувало снег за воротник и не замерзали очки.

– Пятница, стоять! – скомандовал он псу, и тот смиренно замер, не дойдя пару метров до длинной сломанной ветви, спускавшейся на дорогу.

Нельзя однозначно сказать об этом «увидел», потому что конкретно зрение такие поля не улавливает. Но и «почувствовал» не совсем годится. Скорее ощущение настороженности приходит одновременно с наложением на картинку, фиксируемую глазом, еле заметного, полупрозрачного слоя, похожего на мираж. От конца сосновой ветви, повисшей на кусте, до высохшего ствола на другой стороне дороги тянулась призрачная сетка ловушки. Максим взял палку, подошел к преграде и начертил на снегу символ обнаружения и сектор, на который оно направлено. Сеть висела строго над дорогой. Вот и славно. А то бывало, что начнешь обходить, а там ловушка еще хуже и спрятана как следует.

За преградой сохранились следы хозяйки, уже не свежие. Они уводили на тропу влево, но Пятница был уверен, что идти надо прямо, по дороге. И Максим доверился псу.

Еще несколько раз он проверял путь, но нашел только «звонок». Так называют метку, коснувшись которой, можно предупредить о своем визите. Делать этого он, конечно, не собирался. Если после приглашения поставили ловушку, то можно быть уверенным – тебя ждут.

Завывающий ветер, бросающий колючие снежинки в лицо, начинал выматывать. Воротник, край шапки и выбивающиеся из-под нее пряди волос обледенели от дыхания. По рыхлому снегу идти было неудобно. Ноги промокли до колен, джинсы давно стояли колом. Максим ругал себя за то, что не прихватил горнолыжный костюм, и только уверенность Пятницы, что деревня уже близко, несколько его успокаивала. Наконец за черным переплетением ветвей замаячила пара тусклых огоньков. Сияние в это время года своего названия никак не оправдывало. На всю деревню – три жилых дома. Остальные дожидались дачников или стояли заколоченные, постепенно кренясь на бок и разрушаясь.

Вопреки предположениям Максима нужный дом никто не прятал, загвоздка была в другом: пространство вокруг него разметили так, чтобы обнести энергетическим коридором. По нему ползала неясной природы жучка. «Жучок», «жучка» – так колдуны называли всяких бестелесных паразитов, ибо те внешне чаще всего напоминали насекомых. Хотя кому как, конечно. Не то чтобы они действительно имели какие-то определенные формы. Каждый воспринимал тварей через призму своего сознания, привычных образов, лишь общие очертания оставались едиными для всех. Например, колдуну из Ирландии никогда не придет в голову образ змеи, потому что они там просто не водятся.

Между тем перед гостем стоял этический вопрос: не осерчает ли хозяйка, если он обезвредит посаженную здесь явно по делу жучку? Но и проверять на себе ее свойства ему не хотелось. Тварюга же с интересом наблюдала за пришедшим, никаких агрессивных форм не принимая.

Максим посмотрел по сторонам в поисках того, что могло пригодиться для решения проблемы. Но пурга усиливалась, декабрьский вечер был темным, и ничего подходящего не попадалось на глаза. Тут кто-то тихо заскулил. Начиная дрожать массивным лохматым телом, рядом, как и прежде, стоял Пятница.

– Прости, братишка! Забыл про тебя! – произнес вслух колдун и добавил мысленно: «Пятница, нужна палка».

И отправил подходящий образ.

Пес прыжком скрылся за ближайшим сугробом и довольно быстро вернулся с добычей. Забрав у него палку, Максим порвал черную нить на шее собаки и та стремительно помчалась в сторону леса, пару раз испуганно обернувшись.

– С меня причитается, братишка! – бросил он вслед и принялся за дело.

Стянув зубами перчатку – рука моментально заледенела, – Максим достал перочинный нож и вырезал на палке три многосоставных символа. Это должно было установить преграду в жучкином коридоре. Бросив ее на снег, он сделал шаг в сторону и прошел сквозь невидимый барьер. Как ни торопилась тварюшка, она не успела облететь владения хозяйки кругом.

– Палку вытащи, – раздался строгий женский голос. – Матвей других жучек гоняет, а не людей. Колдунов он со мной путает, потому что я его кормлю. Вот и носится, как рыбка аквариумная за рукой. Если бы я хотела устроить тебе приключения, ты бы сюда еле дополз.

И почему-то Максиму показалось, что Варвара Ивановна не лукавит. Высокая сухонькая женщина с острым носом и подбородком куталась в старомодное, изрядно поношенное пальто, стоя на занесенном снегом крыльце. Но мощь ее чувствовалась издалека. Жесткая и колючая, как сухая трава.

Женщина сделала знак проходить и сама зашла в дом.

Внутри было чисто и просто. Две комнаты, столовая с печью и частично отгороженный закуток кухни. Заслонка печи была открыта, внутри гудело пламя, жадно облизывая сложенные колодцем поленья. Гость устроился около огня, пытаясь поскорее согреться. Льдинки на черных, почти прямых волосах, стриженных по подбородок, растаяли и теперь висели каплями на концах мокрых прядей. Пальцы покраснели и приятно горели.

– Доставай, – скомандовала хозяйка. – Не поверю, что ты с пустыми руками.

Максим ухмыльнулся и выставил на стол прихваченные на вокзале коньяк и колбасу.

– Бесы столичные, вечно всякую дрянь тащите. То сладкую, то кислую, то табаком воняет. Почему нельзя привезти нормальной водки?! – с хриплым смешком прокомментировала Варвара Ивановна и принесла два стакана.

Коньяк целительным жаром разлился сначала в груди, а потом приятное тепло постепенно распространилось по всему телу, делая его мягким и усталым. Максим продолжал смотреть в огонь, хозяйка допивала второй стакан. И только справившись с ним, заговорила снова. Правда, голос ее стал чуть менее строгим.

– Катерина ловушки убрала. Скучно ей. Гостей давно не было. – Максим повернулся и вопросительно посмотрел на колдунью. Ей было за пятьдесят, но взгляд казался не по годам живым. Зеленые глаза под только начавшей седеть русой челкой блестели целой гаммой эмоций. – Дочь моя. Познакомишься еще, вам в одной комнате жить. Да ты не переживай, она парализованная много лет. Не активней шкафа.

От такого сравнения у него невольно дернулось лицо и пробежал холодок по спине. Максим повернулся к комнатам и тут же почувствовал ту, вторую. Она словно стояла за чуть приоткрытой дверью, легко касаясь пальцами круглой ручки, и откровенно улыбалась. Ощущение от нее напомнило маленькую девочку, которую родители отправили спать, но она продолжает подглядывать за засидевшимися допоздна гостями – без конкретной цели, просто из любопытства. Максим отправил ей мысленный поклон и та, так же беззвучно хихикнув, растаяла.

– Тогда преграда в лесу почему осталась? – поинтересовался он, снова разворачиваясь к хозяйке. Она тем временем налила еще коньяку обоим, но сидела с таким невозмутимым видом, будто они пили чай.

– Ей сложно дойти дотуда, дороги не знает, а через меня ей доступ ко всему закрыт. Через гостей разве что, так и они все давно дорогу сюда забыли.

– Что с ней случилось?

– Сама расскажет, если захочет. А если ты, светлый, думаешь, что это я ее угробила, то маловато у тебя мозгов. Какая польза мне от договора, по которому я столько лет должна за кем-то дерьмо убирать?

– Но договор-то был? – сощурился Максим. Иногда ему не надо было лезть в нити причин, чтобы почувствовать вмешательство колдуна в ситуацию. От некоторых историй просто разило темными.

– Бы-ыл, – лукаво протянула Варвара Ивановна. – Только не со мной.

Какое-то время он бесцельно слушал, как гудит огонь на фоне полнейшей тишины. После Москвы, переполненной шумом, даже простые, совершенно незаметные обычно звуки казались яркими и объемными: ход часов, глоток коньяка, лай собаки где-то очень далеко. Кроме того, колдун ощущал, как постоянное напряжение покидает те органы чувств, у которых нет названия. В больших городах из-за концентрации людей и насыщенности их эмоций информация семь на двадцать четыре атакует систему тонкого восприятия, которая отличает таких, как он, от остальных. В действительности эти способности в той или иной степени присущи буквально каждому десятому, если не больше. Вопрос только в том, умеет человек ими пользоваться или принимает за внезапное волнение, навязчивые мысли… Бытует даже мнение, что это «шестое чувство» наши далекие предки использовали как базовое для общения, а при появлении более простых и менее энергозатратных способов коммуникации оно начало отмирать. Как бы то ни было, алкоголь, который Максим употреблял нечасто, и практически стерильная с информационной точки зрения атмосфера подействовали на него крайне расслабляюще. Грубоватая по сравнению с городскими квартирами изба начала казаться уютной, а ухмылка Варвары Ивановны – приветливой.

– И как же Дэнчик вас нашел в такой глуши? – спросил он хозяйку.

– Ну, во-первых, я не всегда тут жила. А Денис давно знаком с моим бывшим мужем, отцом Катерины. Он как раз любитель собирать вокруг себя платежеспособную аудиторию почитателей. Все как ты любишь! Широко известный в узких кругах духовный наставник, – последнее определение сопровождалось невольным смешком. – Очень внимательно следил за своей репутацией, поэтому откровенным ворьем и бандюганами старался клиентуру не распугивать. Так что особенно колоритные персонажи проходили через мои руки. Да чего уж греха таить, до сих пор проходят.

– Ммм… Семейная идиллия! – сощурился Максим.

– А тактичность, я посмотрю, у тебя по пути отмерзла! – парировала Варвара Ивановна, но без явной злобы.

– Я ею вообще никогда не отличался. После того, как узнаешь, о чем на самом деле думают люди, стесняться, особенно в присутствии колдуньи, как-то даже нелепо.

Они вместе посмеялись, а вскоре хозяйка отправила гостя спать, угрожая ранним подъемом.

Войдя в комнату, Максим искренне удивился. В реальности Катерина поразительно отличалась от того образа, который считывался с нее раньше. Ее кровать стояла у противоположной стены. Вместо игривой, любопытной девчонки на пожелтевших от времени простынях в мелкий цветочек находилась женщина лет тридцати. Болезненно худая, но сохранившая изящество девичьих черт. Длинные русые волосы были собраны в толстую косу с озорным завитком на конце, которая лежала поверх одеяла. Губы на бледном до синевы лице казались неестественно яркими.

В доме не было и двадцати градусов, поэтому парень некоторое время раздумывал, стоит ли вообще раздеваться, но оценив вес толстого ватного одеяла, оставил на себе только майку. Дожидаясь, пока постель прогреется, он размышлял, почему запахи сырости и дыма кажутся ему приятными. На том и начал постепенно проваливаться в сон, пока не подскочил от сильнейшего ментального прикосновения, которое уже тянуло на проникновение.

Он открыл глаза и обнаружил сидящую на нем верхом Катерину. Молодую, свежую и абсолютно обнаженную. Распущенные вьющиеся волосы падали на плечи и шикарную высокую грудь.

– Неожиданно… – произнес Максим и попытался сесть, но призрачные пальцы отправили ощутимый удар, укладывая его обратно.

– Какой хорошенький сладенький светленький… – пропела она. – Как зовут?

– Максим, – ухмыльнулся тот. – Красивое платье!

Катерина хихикнула и начала наматывать на палец пышную прядь, будто стесняясь, однако при этом обнажая одну грудь.

– Я долго выбирала… – промурлыкала она и, встав на четвереньки, приблизилась к его лицу. От девушки донесся аромат свежих ягод.

– Ммм… Даже запах себе сделала! Как колдун колдушке – браво! Только моноароматы не в моде сейчас, – ехидничал гость, проводя линию, за которую эти шаловливые ручки не залезут.

– А ты злой, оказывается, галчонок! Ну так со злыми даже и повеселее бывает! Сними защиту, я тебе и не такое покажу! Будешь на всю деревню «Браво!» кричать!

– Еще чего! Чтобы ты потом полжизни меня своим хихиканьем донимала?

– Ну срежешь у меня прядь да амулет сделаешь. Чего, тебя учить надо, что ли?

Девушка устроилась у него на груди, оставаясь абсолютно невесомой.

– И как я потом буду твоей матушке это объяснять? Я слишком долго ждал возможности получить знания по нитям следствий, чтобы вылететь отсюда с какой-нибудь пиявкой на затылке из-за одной веселой ночки.

– Да она бы сама у меня клок волос выдрала, лишь бы я не отвлекала. Она в курсе. Думаешь, ты первый, к кому я прихожу? Да только с колдуном совсем же другое дело, это ж не банкиры спящие.

– И что, много таких, как я, приходило?

– За нитями-то? Да что ты! Ей только одному передать нужно, чтобы способности сохранить.

– Так я наследник, что ли? – Максим аж подскочил. – А ты разве не умеешь?

– Умею, – расплылась в довольной улыбке Катерина. – Только не она меня учила и открывала не она.

Любой колдун должен передать свои знания хотя бы одному ученику. Вправду ли это закон природы или просто поверье, традиция, хранимая колдунами из века в век, – никто с уверенностью не скажет. Если и есть кто-то, способный прошлые жизни смотреть, то Максим таких не встречал. Все, кто этим хвалился, на поверку оказывались шарлатанами. Но, действительно, одни учились всему заново, а другим после открытия интуитивно удавалось такое, что открывающему и не снилось. Как бы то ни было, считалось, что процесс проведения наследника через собственный опыт влияет на сознание передающего так, что в следующей жизни он сохранит доступ к своим знаниям.

– Не побрезгуешь темной передачей, светленький? – игриво ковырнула Катерина пальчиком его грудь.

– То, что я узнаю, как договора заключать, не значит, что буду это делать, – отозвался тот. – Мне нужны были только нити, но матушка твоя посильнее меня будет. Стать ее наследником – честь, чего душой кривить. Зачем тогда ты ловушки убрала? Традиция же не на пустом месте. Вдруг у меня мозги из ушей вытекут от ее передачи.

– Сам-то ты уверен, что не вытекут, галчонок! – сияя белозубой улыбкой, поддразнила его Катерина. – А если вытекут, то мамкин хахаль тебя в лесу закопает по весне, да и все. Кто тебя в этой дыре искать будет?

– Сладки твои прелюдии, Катерина! – ответил на ее улыбку гость и, на секунду входя в ее пространство, убрал призрачную прядь с лица девушки.

– Развей скуку моих одинаковых дней, галчонок! Я почти десять лет так лежу. Все свои лучшие годы! Знаешь, как тошно?! Вот и убрала, чтобы ты до нас добрался. Парень молодой, светлый к тому же, понятно, что человек приятный, не очередной псих. Знаешь к ней какие приезжают, ты бы видел, что им снится. Через одного маньяки да психопаты. Любить женщин не умеют. А я твои нити следствий посмотрю. Ты же сам свои смотреть не сможешь. Как скажешь, так и посмотрю. Должок за мной будет. Мне от тебя не скрыться, сам понимаешь, я-то от тебя амулета не получу. Сможешь ко мне в любой момент приходить. Да только я рада гостям, сладенький.

Пухлые губки колдуньи были влажными, а щечки играли румянцем. Максим еще раз отметил, что она блестяще контролирует построенный образ и наверняка в плане ощущений задаст ему жару.

– Твоя взяла, – произнес Максим и почувствовал, как тянутся от них друг к другу невидимые нити, связываясь в крепкий узел.

Стоило ему убрать защиту и полностью нырнуть в то пространство, где она сидела, как тело ее обрело вес и плотность. Пальцы стали теплыми, а губы горячими. Если забыть, кто она такая, что все происходящее – своеобразный аналог виртуального секса, можно было сказать, что Катерина прекрасна. Грациозная и чувствительная к желаниям партнера, пылающая от ощущения собственной привлекательности, она могла бы быстро вознести его на вершину наслаждения, но не торопилась, играя и упиваясь каждым мгновением призрачного танца.

Тело не участвовало в процессе непосредственно, но картинки, подаваемые в мозг, и реалистично переживаемые ощущения любого заставляли кончать по-настоящему. Катерина тоже вернулась в тело, видимо, наслаждаясь физическими переживаниями. Он вытерся краем простыни, тихонько и нежно коснулся женщины полем и, чувствуя невероятную усталость, уснул.


* * *

Подъем был ранним, завтрак легким, а работа тяжелой. Намахавшись до седьмого пота лопатой под пристальным вниманием Матвея, гость был отправлен колоть и складывать аккуратно дрова. Стиснув зубы, он снял перчатки и попытался перемотать стертые руки куском истлевшей подкладки, оторванной от выданной ему фуфайки.

– Наоборот, сними перчатки и дождись первой крови, – раздался из-за плеча знакомый голос.

Катерина, столь же свежая и румяная, как прошлой ночью, явилась в длинном шерстяном платье, чуть ежась и натянув рукава на пальцы. Максима умилил такой выбор образа, учитывая, что холода она не чувствовала. Так или иначе, на фоне потемневшего от времени сруба смотрелось очень правдоподобно.

– А ты помогать мне пришла?

– Все утро наслаждаюсь тем, как ты горбатишься зазря. Уже наскучило даже.

– Знаешь, дорогая, легкий путь не всегда правильный.

– Я-то знаю… Но это просто традиция, – повела плечами девушка и погладила торчащую между бревен паклю. Потом посмотрела на пальцы и отряхнула одну ладонь о другую.

– Лучше бы ты стала актрисой, а не колдуньей, – улыбнулся Максим и снова принялся за работу.

Девушка подошла так близко, что отскочившее полено пролетело сквозь ее бедро.

– Я мечтала стать кинорежиссером. Жаль, у меня немного зрителей, зато уйма времени для тренировок.

– Катерина, будь добра, исчезни, – отозвался Максим, не отвлекаясь. – Ты же знаешь, что мне своим ресурсом весь этот банкет оплачивать, так что не трать его ради скуки. Восстановлюсь – поговорим.

– Еще как поговорим, галчонок! – усмехнулась она. – И с тобой, и с девушкой твоей. Против девочек я тоже ничего не имею. Вместе еще веселее. Она сладкая… Еще слаще, чем ты, светленький!

Парень опустил топор.

– Нет у меня никакой девушки, – отрезал он, но хитрая искорка в глазах Катерины его насторожила.

– Пока, может, и нет, но однажды появится. И нам будет очень жарко вместе!

– Ты что, нити мои смотрела?

– Чуть-чуть… – усмехнулась колдунья. – Ну ладно, до встречи, галчонок! Не буду тебя отвлекать, а то и правда перегреешься еще, чего доброго.

И образ Катерины растаял, оставляя Максима замерзшим, уставшим, да еще и раздраженным, ибо ничто его так не бесило, как попытки манипулировать тем, что выходило за пределы его контроля. Когда имеешь расширенные возможности, вполне естественная для большинства людей слепота относительно собственного будущего ощущается как…

– Беззащитность, – вдруг прозвучал голос Варвары Ивановны. И Максим даже не понял, услышал он это ушами или всем мозгом сразу. – Вот что чувствуют люди, не знающие, что ждет их впереди. Беззащитность перед собственным выбором. И перед тем, что уготовано судьбой.

Максим посмотрел на свои руки. В попытках унять гнев он даже не заметил, что одна из мозолей лопнула и пустила первую каплю крови.

– Судьбой… – повторил он, чувствуя себя странно. – Неужели все можно изменить? Подстраховаться? Переписать?

– Нет, конечно. – Мысленный образ Варвары Ивановны виднелся на лестнице, ведущей в сени. Она поманила за собой ученика и стала подниматься.

Гость поставил колун к стене и принялся складывать остатки лежащих на земле поленьев. Несмотря на то, как важен был для него этот разговор, он знал, что в мире существует непреложное правило: все, что начато, должно быть закончено, ибо все, что не закончено, фиксирует в этом месте частичку тебя.

– Это как договор с самим собой. Или с собой и природой, если хочешь, – снова раздался голос колдуньи.

«Она уже запустила процесс», – понял гость.

Хозяйка легко читала происходящее в его голове, потому что пространство в их сознании теперь стало общим – необходимое условие, чтобы полностью прожить чужой опыт. Он посмотрел на тяжелый металлический колун и обнаружил на топорище кучу мелких символов, недоступных глазам раньше. Теперь все, что делала Варвара Ивановна, не просто обнажилось, оно воспринималось, как множество дверей, открывая которые, наследник мог пройти сколько угодно в прошлое, рассмотреть в деталях, как было сделано то или иное заклинание, мельчайшие составляющие.

Символы на рукоятке были чем-то вроде замка, а кровь, как ключ, в него вошедший, заполнила каждый изгиб, и теперь ее и его энергия перемешивались и сонастраивались.

Максим поднялся и вошел в дом тоже. В ушах нарастал звон, какой возникает при дрожании стоящей близко друг к дружке стеклянной посуды, даже скорее множества маленьких пузырьков. Наследник не торопился вернуться к разговору, уже понимая, что знания эти от него не то что никуда не денутся – не осознав их, не объездив, как молодого коня, он из этого процесса не выберется. Точка входа осталась далеко позади, первая дверь, а возможно, и все остальные, открывается лишь в одну сторону. Выход из длинного лабиринта совсем в другом месте, чтобы найти его, придется научиться думать и чувствовать, как Варвара Ивановна. Но пока он просто привыкал к изменившемуся состоянию. К двум потокам информации, из которых предстояло научиться черпать только нужное, не уходя в личное. Ибо открывать колдунье свою жизнь не хотелось, а лезть в ее биографию тем более.

Невольно промелькнула мысль о Катерине и ее судьбе. Парень отмахнулся, но мысль вернулась, не сразу стало понятно, что она не его. Максим открыл глаза, обнаружив себя стоящим около стола, опершись на него обеими руками. Варвара Ивановна вышла из комнаты дочери, и дверь тихонько запульсировала, а световая волна очертила периметр помещения. Наследник понял, что получившийся контейнер полностью блокирует ментальную активность Катерины. И даже несмотря на это колдунья несла амулет из пряди волос девушки. Когда она надела крошечный тряпичный мешочек на шнурке Максиму на шею, тот кивнул. «Не столько сильна, сколько хитра и изобретательна, словно мышь, – если не найдет щели, то прогрызет, – понял или прочитал он. – Но амулет дает гарантию.»

Наследник залез на растопленную печь и завернулся в настеленные там одеяла. Он и так знал, что тепло каким-то образом ускоряет тонкие процессы, словно расширяет канал связи. Темнота, тишина и тепло обволокли его на мгновение, а потом он провалился глубже и стало уже неважно, открыты глаза или нет.

Он увидел себя, но не как в зеркале, а глазами своей наставницы.

«Неужели все можно изменить?» – спросил темноволосый высокий парень, держащий в руках массивный топор.

«Нет, конечно! – ответил он будто самому себе. – Мы вообще ничего по сути не меняем, только выбираем из возможного. Пойдем!»

Максим толкнул дверь в сени, но вместо промерзшего, плохо освещенного помещения возникла далеко уходящая вперед ночная трасса. Прямая и пустынная.

– Любое событие дуально, – начала объяснять Варвара Ивановна, сидя на соседнем кресле иллюзорного автомобиля. – Да или нет. Что-то или ничто. Один. Ноль. Выбирай любого, с кем у тебя достаточно сильная связь. Выбирай точное событие. Мельчи это событие, как можешь, до одного короткого шага. До тех пор, пока не сможешь задать вопрос «Да или нет?».

От его задумчивости машина сама собой начала сбавлять скорость.

– Остановись тогда, когда выберешь ситуацию, найдешь ее край и выступ на нем. Четкую дуальность.

На дороге появилась его давняя подруга Настенька. Она радостно подпрыгивала, размахивая руками, и рюкзачок за ее спиной подпрыгивал тоже. Они дружили еще со школы и даже пару раз их дружба делала несмелые попытки перерасти в отношения, но шансов не было. Настенька обладала таким запасом энергетической мощности, любознательности и дружелюбия, что в школе посещала все кружки, в студенчестве все вечеринки, и пока Максим смотрел, как кофе закипает в турке, успевала сделать три оборота вокруг земного шара и умереть от скуки. Последний раз они виделись пару недель назад. Сворачивая лебедей из салфеток с эмблемой ресторана, она со скоростью семнадцать тысяч слов в минуту рассказывала о том, что ей предложили возглавить проект во Франции. Сотни деталей атаковали мозг старого друга, но он держался. И вот хрупкая курносая Настенька, непонятно как сдерживающая в себе персональный атомный реактор, спрашивает: «Ну что, соглашаться, а?».

– Подойдет, – кивнула Варвара Ивановна. – На развилке выбираешь «да». И перед тобой открывается путь. Как сейчас, посмотри, ты не видишь всю дорогу. Только короткий участок перед капотом, освещенный фарами. Этот свет – тысячи нитей вариантов событий. Веер реальностей. Иногда большинство из них одинаковые. Иногда делятся на несколько часто повторяющихся сценариев.

Максиму не требовалось объяснений, как входить в нити. Он привык к подобным прогулкам в прошлое. Вот только будущее воспринималось совсем иначе. Картинки крошились или ударяли в его сознание вспышками. Это не было похоже на кино или воспоминание. Скорее на 3D-слайды, где Настенька сидит в маленькой квартирке, покупает второй плед, потому что по вечерам холодно, теряет голос на совещании, с удовольствием ест сыр. И снова… И снова… Во множество одинаковых изображений иногда вклинивались ужасные сцены падающего самолета или какого-то чернокожего парня, бьющего ее по лицу, но в основном это были картинки приятного, но довольно одинокого существования.

– Когда будет достаточно? – спросил он, продолжая пробираться сквозь дождь слайдов из Настенькиной жизни.

– Когда сам решишь. Но ты же все делаешь на совесть… Галчонок… – ядовито усмехнулась колдунья. – А вдруг во всех, что ты не посмотришь, этот здоровяк пыряет ее ножом?

– Почему они разные, если решение одно? От чего это зависит?

– Все от тех же причин. Такое своеобразное прошлое в будущем. Можно пройти по нему и увидеть развилку причины. Или несколько таких развилок. Или сотни развилок.

– Но… Это очень много информации… Времени, информации и сил… В чем секрет? Сами расскажете или в мозгах поковыряться?

– Успеешь еще у меня в мозгах наковыряться. Главный секрет в том, что у прошлого тенденция уходить, поэтому для путешествия по нему требуется твое личное внимание. Инструмент внимания однозадачен, он не может быть в двух местах одновременно. Как и прошлое однозначно. Не может быть двух вариантов прошлого! Но у будущего свое качество – настигать. Чтобы оно пришло – не требуется усилий. Мало того, натужное внимание скорее мешает. Проще говоря, будущее приходит независимо от того, хочешь ты этого или нет. Секрет в том, как впустить это многообразие в себя. Не выбирать, не фокусироваться, не сопротивляться, а просто позволить будущему наполнить тебя во всем своем многообразии.

– И как это сделать?

– Стать пустотой… – Максим невольно повернулся, хоть и понимал, что никакой машины и уж тем более расположившейся на переднем сидении Варвары Ивановны тут нет. – Сейчас я сделаю все сама, а ты запоминай ощущения. Потом расскажу, как тренироваться.

В одно мгновение они поменялись местами и сразу же его взяли за шкирку, как котенка, и зашвырнули в калейдоскоп французских будней Настеньки. Только на этот раз он чувствовал невероятную для себя концентрацию. Скорость, с которой он отсматривал картинки, их подробность и яркость поражали. На минуту ему показалось, что напряжение в голове такое, что если он не откроет глаза – его стошнит, но воля наставницы не позволила. А еще через мгновение колдунья будто легко отпустила происходящее. И все содержимое этого хранилища хлынуло в него разом. Свободно, без усилий, само по себе. Как падают спелые колосья, если рассечь веревку, стягивающую их.

И потом все это многообразие словно само запаковалось в один большой файл, доступ к которому теперь был неограниченным. Максим мог вертеть этот блок данных в своей голове сколько угодно, листать с любого места, приближать, отдалять, уходить в причины и снова возвращаться в нити следствий.

– И все? – изумленно спросил он.

– Только половина первого шага, – насмешливо отозвалась Варвара Ивановна. – Не забывай, что «нет» – это не менее важное решение, чем «да». Развилка всегда равнозначна и ее нужно анализировать в совокупности.

Жизнь Настеньки в Москве запестрила таким количеством вариантов событий, что открыть глаза все же пришлось. Он сделал несколько глубоких вдохов. Тело было мокрым и горело жаром.

Максим перевел фокус из своего взгляда на пространство дома в опыт хозяйки.

«Благодарю», – мысленно произнес он, обнаруживая алюминиевый ковш с водой, предусмотрительно оставленный наставницей на припечьи.

Молодой человек спустил вниз руку и, коснувшись металла, удивился, как иначе воспринимает его, словно привычные ощущения запускали чей-то чужой ассоциативный ряд.

– Возвращайся, а то потом заново придется смотреть, – отозвалась Варвара Ивановна в его голове и, стоило колдуну, напившись, снова лечь на спину, усилием воли затянула ученика обратно. – Когда такой спектр вариантов, то можно немного сгруппировать их по темам. Чаще всего в процессе и получается «забрать пласт».

Максим подумал, что это определение ему хоть и понятно, но не близко. Образ загруженного целиком файла нравился ему больше, ибо файл многомерен, а пласт ассоциировался с чем-то плоским.

– Да как хочешь называй! Главное не уходи вниманием никуда. Это мозги защищаются, потому что чувствуют, что процесс непривычный и энергозатратный. Жвачку тебе дешевую подсовывают.

– Понял. Что нужно для группировки?

– Ловля на вибрации. Знаешь?

Варвара Ивановна словно открыла еще какую-то дверь и, заглянув в опыт хозяйки, Максим сразу понял, о чем идет речь. Он часто пользовался этим инструментом, фильтруя воспоминания. Выбирая какие-то свои переживания, погружаясь в них, начинаешь испытывать определенную эмоцию – и другие люди словно резонируют: в их памяти начинает всплывать нечто подобное. Именно так, сидя за столом в большой компании, ты вспоминаешь свой случай из жизни в ответ на рассказанную историю.

Поскольку спектр личных переживаний Максима был не очень богат, ему иногда приходилось использовать чужие воспоминания. Деньги, успех, женщины, многое из того, что захватывает умы людей, не то чтобы не интересовали его, просто всегда были лишь дополнением, ради которого он не видел смысла утруждаться, но от которого и не отказывался. Возможно, дело было в том, что все это, в достаточной для него мере, всегда давалось довольно легко. Так, он выловил в памяти картинку уютной семейной жизни одной постоянной клиентки: запах младенца, которого прижимаешь к груди, его неловкие, неосознанные движения, руки мужа, большие и теплые, берущие ребенка. А потом снова перевел фокус своего внимания на нити следствий Настеньки. Некоторые из множества световых линий, тянущихся из пространства перед Максимом в бесконечность, послушно приподнялись вверх. И он увидел варианты счастливой жизни своей подруги. Потом задумался, какая тема будет следующей, но Варвара Ивановна остановила его.

– Долго ты так будешь копаться, – она с разбегу нырнула в калейдоскоп нитей и, вытащив одну из первых историй, сама срезонировала с ней.

На этом замершем слайде будущего девушка неожиданно сильно поправилась и изнуряющие диеты и упражнения, добротно приправленные самобичеванием и неуверенностью в себе, слились в одну мучительную эмоциональную ноту, от которой хотелось зашвырнуть рамкой со своей юношеской фотографией в зеркало. Это чувство вихрем пробежало по всему вееру событий, подбрасывая вверх все похожие. Максим с облегчением отметил, что их было значительно меньше, чем с предыдущим семейным уютом.

На третьем таком слайде будущее снова осыпалось в голову колдуну, и копаться в данных стало куда проще.

– Что дальше? – спросил он, отсортировав большую часть вариантов. – Как пройти вперед? Ведь вы просчитываете по нескольку шагов для своих клиентов.

– Представь себе огромный стеллаж с книгами. До того как человек сделал выбор – все варианты возможны. Но стоит проявиться четкому намерению – взять одну книгу, – остальные пропадают. И ты остаешься лишь с тем, что держишь в руке. Соответственно, чтобы смотреть нити следствий дальше одного шага, нужно, чтобы у клиента появилось четкое намерение поступить именно так. Обычно я прерываю процесс, подробно рассказываю об увиденном и даю сутки на то, чтобы человек мог обдумать услышанное, представить, примерить и принять решение. После чего нахожу это решение и прохожу дальше.

– То есть мне нужно позвонить Настеньке? – спросил парень и странное эхо, отслоившееся от его собственного голоса, неприятно полоснуло по ушам.

– Ты не сможешь ей позвонить, – ответила колдунья, и ее строгий голос немного привел Максима в норму. – У тебя не получится общаться ни с кем, кроме меня, пока наши сознания взаимозаключены друг в друге.

– Как это?

– Пытался когда-нибудь посмотреть время во сне или прочитать надпись? Все меняется, расплывается и как бы не дается в руки. Вот будет примерно то же самое. Информативности ноль, а собеседник наверняка решит, что ты спятил.

– Великолепно…

– По нитям у меня все. Как тренироваться – расскажу, если выгребешь.

– А если бы Катерина не предупредила, что я наследник, было бы сюрпризом?

– Было бы как было… Прабабка моя дюжину претендентов сгноила еще на старте. А ты и так будто маслом намазанный. Интересно было бы нити твои посмотреть, почему судьба тебя так холит.

– С чего вы взяли, что она меня холит?

– Да с того, что ты боли своей не знаешь. Только чужую и видел. Такое колдунам редко дается.

– Может, потому, что я светлый?

– Светлый ты или темный, без разницы. Все, кто силу имеет, ответственности несут больше, а значит, за каждую ошибку платят втройне. И не поверю, что ты не ошибался и силу свою хотя бы по молодецкой глупости для себя да против других не использовал. Бессмысленно отнекиваться, знаешь же, что я сейчас без труда твое грязное белье наружу вытяну. Да только оно мне неинтересно. Ты не чувствуешь ничего. Этот предохранитель дает тебе холодную голову, чтобы лишнего не натворил. А значит, возможность либо была, либо еще будет.

– Зачем мне все это сейчас? Я не на сеанс психоанализа приехал… Вам-то, конечно, плевать, вы на моем горбу едете. Завтра проснетесь, как будто ничего и не было, а я за каждую минуту, что мы тут с вами беседуем, своими силами расплачиваюсь. Так что давайте по делу…

– Завтра – это ты невероятно оптимистичен, галчонок. Если за пару дней справишься – я тебе стоя аплодировать буду.

Максим почувствовал, как по лежащему где-то очень далеко телу пробежали мурашки. Двое суток провести на таком глубоком уровне, да еще и тратя силы на двоих, – он даже представить себе не мог такую нагрузку. Ладно, если просто вырубится, а если начнет терять связь с реальностью…

– Это как раз и есть самое сложное. Физически, скорее всего, ты вытянешь, ну не сможешь потом недельки две вообще ничего делать, но пройдет со временем. А вот за чердачок твой я не отвечаю, – хрипловатый смех Варвары Ивановны разлетелся повсюду и раскрошился на множество коротких неприятных звуков.

«Эти сбои от того, что мое сознание пытается ее отторгнуть», – подумал Максим, а потом засомневался, а он ли это подумал. Или, услышав свой смех ушами наследника, колдунья мысленно поцокала языком и решила, что он не справится. Тут спятишь скорее, чем разберешься.

– Хорошо! В чем правила игры? – спросил он, отметая тревогу насчет странных аудиопомех в их общении.

– Их не так много. Для начала, как ты уже понял, в одну дверь можно войти только один раз и только в одну сторону. Если ты в нее вошел, то обязан пройти путь до конца. Старайся отделять происходящее в пространстве от реакций в голове. Сознание твое хоть и привыкло, но не до такой степени. Погружаясь так глубоко и так надолго, оно будет сбоить, путаться, пытаться опереться на привычные схемы, которые тут неприменимы. Не ходи за умом, он тебя обманет. Смотри в суть происходящего. Ну и самое последнее и главное – ты должен найти выход. То есть понять, что является замком, и подобрать к нему ключ.

– А без загадок никак нельзя?

– У тебя ровно два способа узнать ответ на этот вопрос: обзавестись наследником или выйти из лабиринта. Хотя если ты не выйдешь, то никакого наследника тоже не будет. Значит, один.

И колдунья снова неприятно рассмеялась.


* * *

Максим позволил себе ненадолго очнуться. Добрался до туалета во дворе. Тело ощущалось непривычно, словно чужое, голова распухла, как при гриппе. Вернувшись, он зашел в закуток кухни, чтобы умыться, но некоторое время бездумно смотрел в окно на разгоравшуюся зарю. Прошли почти сутки, а про еду даже мысли не мелькало. Краем глаза колдун заметил посаженную на булавку открытку. Она казалась не по-деревенски изящной: сухие веточки лаванды, перетянутые шелковой ленточкой, были приклеены на вырезанный в виде тончайших кружев серый картон. Он тут же почувствовал, как приятно Варваре Ивановне было достать эту открытку из такого же красивого, замысловато украшенного конверта. Все письма, написанные этой рукой, отличались аккуратностью и шармом…

Максим осознал, что темная колдунья Ольга очень нравилась Варваре Ивановне. Гораздо больше, чем он. Тем не менее, были претенденты и до нее, и после.

Внезапное понимание, что он лишь один из череды пытавшихся, обрушилось, как снег с крыши. И сложно сказать, что кольнуло сильнее: страх, что дорога, по которой он идет, устлана костями, или то, что разбилась иллюзия собственной уникальности. Сердце пронзило сильнейшее желание коснуться открытки, пройти по отражениям прошлого, выяснить, кем была Ольга и чем закончилось ее испытание. Узнать, сколько вообще наследников потерпело здесь неудачу. Где, на каких ловушках остались они в построенном Варварой Ивановной лабиринте… Но, остановив ладонь буквально в сантиметре от открытки, Максим усмехнулся самому себе. «Холодная голова? – мысленно передразнил колдун. – И вдруг по-глупому чуть не вляпался в какую-то бессмысленную ревность. Какая разница, кем была эта женщина? Я прекрасно владею инструментом, который спрятан за этой дверью. Пустая трата сил и времени!». Образ Ольги, еще довольно размытый, только начавший появляться перед глазами, растаял.

– Молодец! – раздался голос Варвары Ивановны. Слово ощущалось как очередная незримая дверная ручка и достаточно было бы легкого импульса, чтобы схватиться за нее. Эта похвала, приятная после пережитой только что ревности, после вереницы неудач, стоивших прежним наследникам жизни или как минимум рассудка, несколько ободрила Максима. Появившееся воодушевление придало сил. Молодой человек зачерпнул воды в ковшик и снова полез на печь. Она давно остыла, но тепло под плотными одеялами вскоре вернулось.

Странный, нехарактерный для него эмоциональный подъем довольно быстро развернулся в приятное ощущение всевластия и силы. Да только наслаждаться ими пришлось недолго: колдун довольно быстро сообразил, что это не он сейчас испытывает прилив сил, а его наставница. Это она наслаждается притоком энергии, источником которой является он сам. Проще говоря, его жрут, а он балдеет и ухом не ведет. Хитро! И стоило ему от души улыбнуться, как распахнулась следующая дверь незримого лабиринта, за которой паутиной под потолком висели заключенные Варварой Ивановной договоры. Липкие веревки, обычные и ветвящиеся, в несколько уровней замерли в воздухе. Обычные имели лишь два конца, на одном из которых «сидела» хозяйка, а на другом – разных цветов и форм пиявки. Точнее, ярлыки с пиявок, которых день и ночь носят с собой договорняки. Эти полуразумные посредники, сосущие кто здоровье, кто удачу, кто деньги, кто эмоциональный спектр человека, часть оставляли себе на пропитание, а остальное отправляли по гибкому и безразмерному каналу колдунье. На ветвящихся веревках могло сидеть сразу несколько пиявок, в том числе подсаженных на супругов, детей, прочих родственников и даже подчиненных на работе. В ответ на непроизвольное внутреннее возмущение Максим получил возможность разобраться в механизме подобного подселения паразита. Выходило, что если человек по каким-то причинам берет на себя роль опекуна, несущего за кого-то ответственность, а опекаемый соглашается и отпускает вожжи собственных решений, прекращая активность, то у первого появляется моральное право распоряжаться его ресурсами. Максим скривился, разглядывая, как сердобольные матушки, казалось бы, из лучших побуждений просят для своих чад хорошей успеваемости в обмен на здоровье или некий элемент успешности, без которого все эти прекрасные отметки в не столь уже далеком будущем никого не заинтересуют. Но самыми жестокими, безрассудными и, конечно же, многочисленными были любовные договора. Привороты, отвороты, козни соперницам, жучки, создающие ореол привлекательности, и прочий адский зоопарк.

– Вникать в подробности будешь? – усмехнулась Варвара Ивановна. – Видел бы ты свое лицо. Как будто лимон жуешь.

– А что, есть варианты выйти отсюда, не вникая?

Наставница снова неоднозначно хмыкнула, и Максим провалился в первый попавшийся договор, где уже немолодая женщина, врач-педиатр, пыталась сохранить брак с любимым мужчиной много ее старше. Только расплатиться самой ей было нечем: ни здоровьем, ни финансами, ни удачей похвастаться она не могла. И их малышу пришлось проститься со своей решительностью в обмен на сомнительного папу, который, скорее всего, не перестал скандалить и ходить налево, просто уйти не мог.

Все, что собирали пиявки, повисало в особом астральном пространстве – кладовой, откуда колдунья дергала что-то под очередной заказ или для собственных нужд. Сформировать такое пространство и содержать его за счет собственной энергии, конечно, было нереально, требовались доноры – собственно, договорняки. Таким образом, и сама Варвара Ивановна в определенном смысле сидела на договоре, по которому в случае отсутствия подходящих клиентов обязана была жестоко расплачиваться – собой.

– А расторгать как?

– Договора, действующие до наступления определенного обстоятельства, чаще всего обрываются сами. А бессрочные почти невозможно разорвать.

– «Почти» не считается, – улыбнулся Максим, все еще ощущающий приятный, дурманящий вкус силы, накопленной колдуньей.

– Свежие договора, пока пиявка не разрослась, – до полугода, реже до года, в зависимости от эмоционального или, как бы это сказать, психического иммунитета клиента, – можно расторгнуть просто по сильному противоположному намерению. Например, в этом договоре врачихе надо было бы хотеть, чтобы муж убирался ко всем чертям, и самой подать на развод, причем помогая сыну проявлять решительность. Но, как ты понимаешь, такое маловероятно. А если пиявка уже прижилась и располнела на добротных харчах, то оторвать ее только другой колдун может – либо за свой счет, либо по другому договору. От обычного снятия пиявок, бездоговорных, отличается только тем, что договорные сильнее, а потом нужно поток в обратную сторону развернуть. Чтобы назад откачать потраченное.

– Потренироваться дадите?

– Еще чего! Это живые рабочие договора.

– А мне какое дело? У нас с вами тоже, на минуточку, договор, по которому вы меня жрете, как не в себя. Чуланчик уже до весны небось мною проплачен?

– А ты мозгами-то пошевели, если они у тебя еще не выкипели. Сколько силы потребуется, чтобы рабочий договор прервать и вернуть все в пространстве на свои места? Не проще посмотреть, как я с этими клиентами разобралась?

– Так вы же этот договор и расторгли?

– Да, через пару лет она сама взвыла от него. Но, думаешь, ее это чему-нибудь научило? Ничего подобного! Редкий человек готов учиться на своих ошибках. И принимать жизнь такой, какая она есть, – труд, который под силу не каждому. Куда привычнее клянчить то, что перед носом, не задумываясь о последствиях. Ну что, будешь смотреть?

– Да куда я денусь! Надеюсь, таких, как вы, дожидается персональный котел в аду! – выдавил сквозь зубы Максим.

– Зато свой! – отозвалась колдунья и незримыми руками подбросила поток его сознания под потолок, где через нити причин они провалились в потускневший старый договор.

Внутри он напоминал русло пересохшей реки. Высокие берега стояли голые и только узкий ручеек петлял меж лежащих на песчаном дне коряг и камней. Подойдя к нему, Максим с удивлением заметил, что вода бежит вверх – тонкие струйки заползают на отполированную крупную гальку. Зрелище завораживало. Он опустил пальцы в воду, но вместо ее температуры или плотности ощутил решительность восьмилетнего мальчика. Сначала на уровне эмоций, а потом и картинками: способность поднять руку на уроке, зная ответ, пригрозить задирающим его мальчишкам, признаться матери, что отец давно пугает его куда больше, чем вызывает уважение или любовь. И каждая десятая капля этой странной жидкости в действительности была силой, направленной колдуньей, чтобы вернуть мальчику то, что принадлежало ему изначально. Душераздирающая абсурдность ситуации вонзила тысячу игл злости в сердце Максима. Почему за страх и недоверие одних должны настолько жестоко расплачиваться другие?! С чего договорняки вообще решают, что так будет лучше для них, для кого бы то ни было?..

– А кто знает? – язвительно ответила на его вопрос женщина. – Ты, что ли? Ты тоже своей работой нарушаешь ход вещей. Да и нет никакого хода вещей, светлый. Просто выбор за выбором, каждую минуту. Желание – это выбор. Решение – это выбор. Любой поступок, осознанный или нет, – выбор. И договор – точно такое же решение, поступок, имеющий свои последствия!

Максим, полный несогласия и злости, смотрел, как энергия из нового договора, запущенная в противоположную сторону, тащит непослушную воду вверх. Пиявка, сидящая на груди ребенка, постепенно истощалась до тех пор, пока Варвара Ивановна не сожгла ее. Дождавшись красного потрескивающего огонька, колдун поспешно выпрыгнул обратно в чулан. И тут в голову прокралась неожиданная мысль: найти собственный договор. Сделать это не составило никакого труда, он в буквальном смысле светился.

«Интересно, в какой момент мне пиявку подсадили? – все еще переживая смесь гнева и отвращения, подумал Максим. – И что будет, если придушить ее внезапно? По идее, я уже в процессе. Один я его тащу или мы оба – на сохранность лабиринта уже не влияет, однако сил, а значит, времени на его прохождение будет значительно больше».

Колдун прислушался. Наставница ждала. Максим аж стиснул зубы, так хотелось лишить ее своей силы. Не украденной, своей, каждая капля которой могла бы послужить кому-то во благо, а не содержать эту ненасытную гниду. Варвара Ивановна чувствовала и осознавала все, но продолжала молчать.

– Каждый шаг – это выбор, значит? И договор – выбор. И разорвать его – выбор…

– Да, личный осознанный выбор каждого. В твоем случае особенно осознанный, – наконец безучастно отозвалась колдунья.

– Да вам бы в покер играть! – вскинулся парень. – Не выкупить!

– В покер со мной, конечно, играть бесполезно. Только в этой игре выкупать надо не меня.

Отголосок понимания, что слова ее имеют куда больше смысла, чем кажется, холодом пробежал по его спине. Максим сел на иллюзорный пол чулана, сложив по-турецки ноги, словно стараясь оказаться на безопасном расстоянии от своего договора. От соблазна разорвать его. И внезапно увидел, что не страх остаться в лабиринте стоял во главе этого стремления, не чувство самосохранения, даже не желание справедливости, а именно соблазн получить желаемое с меньшими затратами. Честно ли это, если уж он так тут кипятится насчет нечестности? Да даже и не пахнет тут никакой честью! И уже раздраженный своей внезапно обнажившейся жадностью, колдун встал и… ясно увидел перед собой тяжелую металлическую дверь следующей комнаты лабиринта, которой еще минуту назад здесь не было. Осознав все, он с благодарностью двинулся вперед.

Скрип и щелчок закрывшейся за спиной двери вдруг напомнили что-то далекое, очень родное, но вместе с тем крайне неприятное. Звук, пойманный его вниманием, начал набухать и возвращаться. Его повторения приобретали все более понятные очертания, превращаясь в крик и лай собак. Слишком знакомый крик и до боли пугающий лай. Из темноты проступили испуганные глаза его младшего брата под взъерошенной черной челкой. Ему было лет семь, Максиму десять. Они приехали к бабушке в деревню и отправились играть на озеро за огороды. Им сказали, что там водятся настоящие бобры, и посмотреть на их дома казалось городским мальчишкам завораживающим приключением. Да только вместо бобров на подходе к заболоченному водоему навстречу выскочили собаки. Их хриплый лай и рычание, перемешанные с криком брата, до сих пор иногда мучили Максима по ночам. Он сам не заметил, как оказался на дереве, а вот семилетнему Мише такая прыть была не под силу. Конечно, Макс тоже кричал, тянул руку, но не спустился, не защитил. И сколько ни говорили потом, что если спрыгнул бы – псы подрали бы обоих, все же клеймо труса осталось на нем навсегда. Максим никогда не считал себя бойцом, редкое вынужденное участие в потасовках в студенческие годы рассматривал как «попал под раздачу». Приходилось ему и использовать всяких агрессивных жучек в качестве оружия, но это совсем не то же самое, что самому махать руками. Он никогда не был сильным. Спорт интересовал его в формате скорее йоги и утренних неспешных пробежек, чем единоборств или качалки. Считая себя достойным наследником нескольких поколений интеллигенции, Максим старался прокачивать мозг, а не наросшее вокруг него мясо. Но сейчас, глядя в далекое, выворачивающее его наизнанку воспоминание, больше всего на свете он хотел спрыгнуть с дерева и разорвать этих собак в клочья.

И вдруг что-то мощное и быстрое – полупрозрачный слепок его собственного тела, переполненный сожалением и жаждой защитить брата, – сорвалось вниз. Максиму показалось, что колдунья с бешеной скоростью влетела ему в спину и, вырвав кусок его существа, ударилась в грудь псу, прыгающему на зажмурившегося маленького мальчика. Зверь, словно влепившись мордой в стену, взвизгнул и, чуть развернувшись в воздухе, упал набок. Но тут же попытался прыгнуть снова. Варвара Ивановна замахнулась – и невидимый удар отшвырнул скулящее животное в сторону.

– Ты, конечно, еще тот сухарь, но злиться умеешь! – шепот наставницы в его ушах походил на змеиное шипение. – Очень хорошо умеешь! Используй! Атакуй! Гнев силен и разрушителен!

Она уже не защищалась, а бросалась на собак сама, вырывая из них куски энергии. Жаля каким-то эмоциональным ядом, от которого животные мало того что начинали трусить или паниковать, так еще и путали направления и даже собственные размеры. Теперь наставница и наследник вдвоем гнали стаю собак по выдуманному полю и Максим ощущал, будто это на его собственных пальцах отросли длинные когти и рот не закрывается от острейших клыков. Даже само тело меняло форму, ноги вытянулись, верхняя часть корпуса раздалась в стороны. Казалось, кто-то внутри него скучал по этой агрессии и свободе. Много лет ждал в заточении, когда же, вырвавшись наружу, покажет, на что способен. Метким, будто натренированным движением выбросил руку вперед и, поймав овчарку за заднюю лапу, сжал ее и дернул на себя с такой силой, что почувствовал, как ткани рвутся под пальцами. Ему даже показалось, что от этого звука у него выступила голодная слюна.

– А ты не заигрался, светлый? – донесся откуда-то издалека голос Варвары Ивановны. – Тебе братишку защитить надо было или зверюшек выдуманных подрать?

Эти слова опалили сознание колдуна. Он распахнул глаза. Хватая воздух пересохшим ртом, в шоке от переживаний, парень смотрел на неровные доски потолка и пытался прийти в себя.

– Какого черта?! – прохрипел он, попытался перевернуться, но тело не слушалось.

– Я только показала, ты сам дальше в эту зверюгу обратился. Хочешь сказать, что не использовал горина своего раньше?

– Горин?!

А ему казалось, что шоковое состояние уже не может стать глубже.

– А ты не знал, что ли? Ну поздравляю! Видишь, как много нового я тебе открыла!

Максим судорожно перебирал моменты, когда мог инфицироваться. Горины, существа вроде демонов, как следует подселившись к человеку, вызывали навязчивые агрессивные состояния и даже уродовали тело. Нередко процесс изгнания бесов означал не что иное, как усмирение горина и повышение у пациента устойчивости к его воздействию. Бросаются эти твари обычно на людей в отключке, слабых, пьющих, больных, и оставались внутри навсегда. Эта зараза самостоятельной осознанной формы не имеет, при хорошем физическом и психическом здоровье может никогда не проявиться. Вот если человек сдал… А Максим сейчас был измотан как никогда… Но все же… Где он мог горина-то подцепить и даже не подозревать об этом?

– Да какое это имеет значение? У меня их три масти! Куча колдунов гоняются за всякими интересными вариантами, коллекционируют, можно сказать, чтобы оборачиваться этими тварями при случае, а ты того и гляди заплачешь. Соберись давай!

Снисходительный тон Варвары Ивановны уже стоял у него поперек горла. Никто и никогда так глубоко и беспардонно не нарушал его границы. Почему нельзя было научить его защищаться, не вытаскивая самые постыдные и болезненные воспоминания?! Все равно брат и эти собаки находились лишь в его голове, он мог с таким же успехом задрать пару медведей на Северном полюсе. Что она вытащит за следующей дверью? Одноклассниц, на которых он мастурбировал? Или момент, когда плакал, сжимая в руке бутылку пива, сидя на бордюре около подъезда девчонки, которую, как ему тогда казалось, любил до потемнения в глазах?

А может, пришло наконец время и ему покопаться в грязном бельишке наставницы?

Сжимая зубы, он закрыл глаза – и перед ним послушно выстроился длинный ряд непройденных дверей.

– Хватит лабиринтов! – произнес он вслух. – Теперь сыграем по моим правилам!

Его рука нашла на груди тот самый крошечный мешочек с прядью волос Катерины – и колдун физически почувствовал, как ощетинилась хозяйка дома, в котором ему, все вероятнее, придется остаться навсегда. Но прежде он узнает, что здесь произошло.

Максим шел мимо дверей лабиринта, сравнивая вибрации с теми, что ощущал в кулаке, и, безошибочно найдя сходство, толкнул обшарпанную дверь от себя. В открывшейся ему комнате стоял круглый стол, покрытый кружевной скатертью, рядом – пара стульев, обтянутых выцветшим желтым бархатом, и громоздкий сервант с хрустальной посудой. Бумажные обои имели затейливый рисунок, но разглядеть его было сложно, ибо все это нарочито старинное убранство освещала всего пара свечей, плачущих на тяжелый медный подсвечник. Его держала в руках женщина средних лет в недешевом платье начала двадцатого века. Корсет над пышной юбкой в крупную клетку и стоячий кружевной воротничок под самый подбородок подчеркивали безукоризненную осанку. Черты лица были красивы, но настолько строги, что женщину и при жизни наверняка боялись чаще, чем симпатизировали ей. Максим не любил ушедших и прибегал к общению с ними только при крайней необходимости. И ему не пришлось особенно стараться, чтобы узнать сильнейшую колдунью в женском роду Варвары Ивановны и понять, что она желает поговорить.

Женщина показала Максиму на стул напротив. Стоило ему присесть, как из темноты проступило еще множество фигур. От их количества и попыток вторгаться в его поле мгновенно замутило.

– Либо говорит кто-то один, либо я расставлю здесь знаки. И мне пофиг, что комната не настоящая! – пригрозил колдун.

Напор усопших уменьшился, но они все равно стояли плотным хороводом вокруг, затаив дыхание. Женщина поставила подсвечник, устроилась на втором стуле и протянула руку ладонью вверх – известный жест хранителей рода. Линии на ладони ветвились и включали всех, кто принадлежит к нему, – и Максим с удивлением понял, что Катерины среди них нет. Точнее, не то что нет, а ее ветка отсечена – вместо этого кожа хранила глубокий шрам. Подобное возможно, лишь если девушка сама отреклась от силы и защиты рода. Только глупец на такое способен. Особенно если учесть возможности сидящей перед ним колдуньи… В ответ на эти мысли строгая женщина протянула к нему вторую руку; Максим уже чувствовал, как звенят наполненные ее энергией нити причин, готовые распахнуться перед наследником. Эту часть обучения хранительница рода оплатит сама. Он вложил свои ладони в ее, отправляясь на встречу с пятнадцатилетней Катериной, сидевшей на открытом окне второго этажа и вертевшей в руках записку: обладатель ужасного почерка звал в кино. Ей до слез хотелось узнать, от кого записка. Даже не так: как же хотелось, чтобы она была от него! Девчонкой Катерина не считалась красавицей, а привлекать внимание броскими нарядами ей не позволяли. Но, как и большинство подруг, она влюбилась в самого видного парня со двора. Казалось просто нелепым быть дочерью колдунов и до сих пор не иметь доступа к возможностям, которые могли бы решить столько проблем, возвысить ее в компании, сделать абсолютно особенной! Но мать все твердила, что открывать ее еще рано, хотя сама чего только не творила в этом возрасте – когда Варваре Ивановне исполнилось девятнадцать, у них с отцом отбоя не было от клиентов. А в двадцать она уже стала матерью…

Катерина со злостью скомкала записку, оставленную таинственным поклонником в почтовом ящике, и пообещала себе, что на каникулах во что бы то ни стало поедет в Нижний Новгород и разыщет там отца. Возможно, после состоявшегося четыре года назад развода у него найдется достаточно обид на бывшую супругу, чтобы пойти против ее воли?

И у него нашлось. Хотя дело было не в обидах.

Июльским утром Катерина села на электричку и оказалась в непривычно огромном и шумном для нее городе. Ощущая себя соринкой, плывущей против течения, девушка добралась до детского садика, где по вечерам в спортивном зале собиралась группа духовного развития «Новое рождение». Она планировала терпеливо дождаться окончания занятия, но отец, конечно же, почувствовал ее присутствие раньше.

Открытие у всех происходит по-разному. Максиму, например, вообще достался пьяный дредастый хипан в баре (тогда, еще первокурсником, Макс старался пить наравне со сверстниками, хотя вместо веселья рисковал провалиться в самые неожиданные состояния). Этот персонаж считал, что открывать колдунов значит помогать человечеству вернуться к интуитивным истокам, поэтому даже не утруждал себя объяснениями. Но момент узнавания себя в иной системе координат каждый запоминает на всю жизнь. Перед глазами Максима лежал тетрадный лист с неровным краем и хипан выводил на нем шариковой ручкой круги и линии, рассказывая о прошлом, настоящем и будущем, о связи вещей на многих уровнях, о едином информационном пространстве и прочих вещах, о которых его собеседник раньше, конечно же, слышал, но не придавал им значения. И вдруг все это не просто собралось в единую, кристально ясную картину – она стала осязаемой какими-то новыми для него, никогда ранее не задействованными органами чувств. Так и Катерина, сидя в позе полулотоса, под звук прогремевшего мимо окон трамвая впервые ощутила свою связь с безгранично огромной вселенной. Миллионы нитей, связывающих людей, предметы и события, хранили в себе гигабайты информации. И все это зазеркалье отныне принадлежало ей.

Отец Катерины отлично владел гипнозом и другими способами вхождения в измененные состояния сознания. Ему несложно было погрузить дочь в легкое бесконцептуальное умонастроение, найти ее в общей системе координат и там, пройдя в самый центр ее существа, открыть глаза. При правильном подходе – а колдун был, бесспорно, профессионалом, – в этот момент переживания настолько сильны и прекрасны, что ни сильнейший оргазм, ни выбивающий слезу восторг не дотянет и до середины. Всезнание, всепроникновение, вседозволенность и принципиально иное качество силы поднимают обладателя на уровень богов!..

Полторы недели отец смотрел способности Катерины и объяснял самые эффективные приемы их использования. И она была самой послушной и благодарной ученицей. Только слово «благодарной» можно подчеркнуть каким-нибудь глубоко черным цветом.

– Ловец заслуг, – произнесла женщина, сидящая напротив наследника. – Охотники за чужой кармой.

Максим слышал это определение раньше, применительно к инструменту, которым пользовались темные. Принцип похож на договорной, только обмен происходит мгновенно и обратной силы не имеет. Люди своими поступками могут создавать так называемые заслуги, которые потом, при подходящем случае, вознаграждаются. В большинстве религий описывается что-то подобное. Когда человек проявляет щедрость, к нему приходит богатство. Когда спасает кому-то жизнь, у него появляется шанс однажды избежать смерти.

– Он должен был умереть. Большинство нитей следствий говорили об этом. И муж Варвары Ивановны собирал заслуги спасения жизней, чтобы изменить свою судьбу. Если человек добровольно посвящает заслугу другому в обмен на что-то, то теряет ее. Однажды Катерина, будучи еще маленькой, проснулась ночью и увидела, что дом напротив горит, закричала и побежала будить соседей. Колдун знал, что его дочь спасла жизни четверых в ту ночь, в том числе младенца. Она сама поднесла отцу эту заслугу в благодарность за то, что он ее открыл и научил всему, чего она хотела. Этого хватило, чтобы отец изменил свои нити следствий, а вот дочь после несчастного случая осталась парализованной.

– Но зачем она отреклась от рода? – недоумевал Максим, глядя на воспаленный шрам на ладони призрачной женщины. – Вы же могли предупредить, защитить ее! Мужской-то род уже дохленький совсем, этот псевдогуру вытянул из него все, что мог!

– Варвара поставила защиту на Катерину, чтобы другие колдуны не смогли ее открыть. Хотела, чтобы дочь вошла в силу, когда мозги окрепнут. Все совершают ошибки по молодости. Все злоупотребляют возможностями. И Варя не исключение. И я. И ты. Убрать такую защиту можно было только одним способом.

– Да-а… – протянул он. – Мало кто из колдунов может защиту рода убрать. Только добровольное отречение от всего…

Как трескается хрупкий лед под ногами, так растрескался образ женщины, с которой они держались за руки. И Максим провалился в боль, отчаяние и злость Варвары Ивановны. В ненависть к мужу, ненависть к себе, в обиду на Катерину, в то самое ужасное чувство, когда ты уже ничего не можешь исправить. Она так любила их обоих! Еще только узнав о беременности, она положила руку на живот и представила, как однажды признается малышке, что мама настоящая волшебница, и это будет их тайна. Как она начнет учить всему, заботливо предвосхищая ошибки, которые совершала сама. Ничего не сбылось. Все было отрублено по живому. Ей некого учить. Лишь всю жизнь испытывать боль и вину за то, что затянула, не уберегла, и ощущать то же самое от дочери, которая не дождалась и совершила ошибку.

По холодным щекам уже почти не принадлежавшего Максиму тела потекли слезы.

– Простите меня, – шепнул он. – Я был ослеплен гордыней и незрелостью. Как и Катерина, я ошибался. Как и Катерине, мне необходимо полное доверие и открытость учителю. Только тогда вы сможете провести меня через лабиринт максимально правильно и быстро. Я хочу стать таким, как вы…

Отождествление – вот что требовалось для прохождения лабиринта. Ни у кого не хватит сил проходить двери по одной. Фокус игры был в том, чтобы «поймать» весь опыт сразу. Так же, как в самом начале Варвара Ивановна показывала с нитями следствий. Она хотела передать свои знания, но чтобы получить их, необходимо стать пустотой, подходящей для них емкостью. Эта фраза стала ключом, кодом, позволяющим принять нужную форму, и полное соединение произошло. Казалось, их обоих расщепило на мельчайшие частицы, которые бесконтрольно перемешались. Но Максим чувствовал, что одни частицы звенят болью и одиночеством, а другие отзываются на эту боль инстинктивным желанием помочь. Собирая остатки сил, он начал отделять одни от других и конденсировать из частиц Варвары Ивановны образ наставницы, а по другую сторону самого себя. И как только работа была в достаточной мере закончена, он подошел и обнял стоявшую напротив женщину с поникшими плечами, в волнении прижавшую руки к груди.

– Большая честь для меня быть вашим наследником… – прошептал он, и дверь лабиринта закрылась за его спиной.




Глава 2

Ганна


Процесс заканчивался постепенно. Максим проспал еще сутки, прежде чем заставил себя стечь с печи. Именно стечь, не спуститься: его движения были слишком вялыми и заторможенными. Связь все еще держалась. Остатки информации продолжали прилетать в его разум, но уже в фоновом режиме, не занимая внимание целиком. Еда и баня слегка «заземлили», но и через три дня, ковыляя по глубокому снегу к железнодорожной станции, колдун чувствовал себя ужасно усталым и мало что воспринимал. Крупные хлопья летели на землю практически вертикально. Лицо было мокрым от оседающих снежинок, и Максим с интересом вдыхал их запах. В Москве снег пах гарью и еще черт знает чем, здесь же, в затихшем, неподвижном лесу, ему мерещились свежесть грозы и пряный аромат смолы.

В деревне он отыскал магазин и купил колбасы, с виду несъедобной, однако Пятница проглотил ее с немыслимой скоростью, да еще и облизнулся так, что язык почти достал до глаз. К слову, найти своего помощника было куда проще, чем магазин в этом забытом богом поселке.

По дороге до Нижнего Новгорода в душном вагоне, где каждый второй дышал таким перегаром, что его хотелось закусить, Максим даже порадовался своей практически полной глухоте в тонком плане. Значит, приехав в Москву, он сможет отложить на несколько дней все основные дела и наконец заняться настойками и порошками, до которых так редко доходят руки.

Навязчивое желание поскорее прилечь заставило выбрать самый долгий поезд, который не пропустит ни одного населенного пункта между Нижним и столицей. В купе уже сидели двое интеллигентного вида немолодых мужчин. Максим залез на верхнее место и буквально упал лицом в подушку.

– Какая охренительная полка! – невольно пробормотал он.

– Какая? – со смешком спросил попутчик снизу, отложив газету.

– Горизонтальная!!!

В последний момент, когда поезд уже тронулся, в купе влетела светловолосая девушка, торопливо залезла на вторую верхнюю полку и затихла.

Новоиспеченный наследник почти сразу заснул и очнулся лишь через пару часов, когда в купе уже выключили свет. Вагон монотонно покачивался и постукивал. Девушка напротив не спала. Заметив, что сосед проснулся, она поспешно отвернулась и громко шмыгнула носом.

«Плачет. Ну, мало ли что стряслось», – подумал он и попытался обратно погрузиться в сон. Однако девушка, видимо, успокаиваться не планировала. Нет, она не устраивала показных драм, наоборот – буквально уткнулась носом в стену и старалась как можно беззвучнее выдыхать воздух. Только сильные чужие эмоции атакуют колдунов куда мощнее, чем обычных людей, из-за повышенной чувствительности. Еще через полчаса безуспешных попыток абстрагироваться Максим плюнул, достал из рюкзака блокнот и написал: «Не могу спать, когда девушки плачут. Давайте выпьем чаю, раз обоим не спится, обещаю ни о чем не спрашивать». Соскребая последние капли сил, разметил лист знаками любопытства и теплого отношения, а потом свернул самолетиком и отправил на противоположную полку. Послание спикировало практически к самому лицу соседки. Она прочла, хмыкнула и повернулась. Длинные волосы совсем растрепались и кое-где прилипли к щекам. Девушка вопросительно и смущенно посмотрела на попутчика и тот, улыбнувшись, показал жестом, что пропускает даму вперед.

Спустившись с верхней полки, она вышла в коридор вагона и Максим поспешил следом – но тут поезд вошел в резкий поворот, и парень буквально выпал из двери на «принцессу Несмеяну».

– Ну если я все равно уже вас обнимаю, давайте считать это жестом утешения… – пошутил он, но вдруг девушка обняла его в ответ и прижалась лбом к груди.

Пару минут парень тихо гладил незнакомку по спине, размышляя, это он со знаками переборщил или ей действительно настолько нужна поддержка, что и случайный очкарик в грязных по колено джинсах сошел за близкого человека. Наконец девушка высвободилась и подняла на него большие голубые глаза, которые из-за красноты век показались необычайно яркими.

– Простите, пожалуйста! И спасибо вам большое! – сказала она смущенно, поправляя широкий ворот свободного свитера. – Мне стоило дать вам поспать спокойно, могла же посидеть в вагоне-ресторане. Совсем забыла о такой возможности.

– Нет уж, теперь я просто обязан вас проводить! А то мне будет казаться, что я выгнал расстроенную леди из купе по своей прихоти! – улыбнулся Максим.

Незнакомка чуть наклонила набок голову и одарила его таким пронзительным взглядом, что колдун почувствовал себя пациентом в рентген-кабинете.

– Хорошо, – согласилась она и направилась к выходу из вагона.

Эта хрупкая, но вместе с тем явно непростая девушка оказалась неожиданно милой. К тому же у Максима возникли подозрения, что она тоже колдушка. Тогда его метки на послании выглядели как минимум неоднозначно, а как максимум глупо. Как бы то ни было, спать расхотелось.

Они уселись за столик друг напротив друга и попросили чая.

– Максим, – представился он, наблюдая, как попутчица пытается не глядя собрать свои пшеничные пряди под непослушную резинку.

– Ганна.

– Интересное имя.

– С историей, – призналась она.

– Расскажете?

– Вы из вежливости обращаетесь на вы или не выносите панибратства?

– Хм… – улыбнулся Максим. – В данной ситуации исключительно из вежливости.

– Тогда давайте перейдем на ты? Не сочтите это неуважением. Просто странно рассказывать долгую… и нелегкую историю о своих родственниках человеку, которому только что намочила майку своими слезами, при этом обращаться на вы и оттопыривать мизинчик, приподнимая чашку.

– Давай. Заинтриговала, – согласился тот, а сам подумал: «Она мне определенно все больше нравится!».

Ганна рассказала, что необычная вариация имени Анна досталась ей от бабушкиной старшей сестры. Та была шинкаркой, то есть держала не особо «богоугодное» заведение, но многие ходили к ней как к знахарке. Она сушила травы, ставила настойки, плела амулеты из ниток, причем денег за помощь не брала. Только вопреки такой доброте судьба ее получилась незавидной. Муж заболел и рано умер. Оба сына крепко пили. Одного в драке убили, второй сам помер, даже не успев жениться.

«Бабка твоя – колдунья, сомнений нет! – рассуждал про себя Максим. – Жаль, что, скорее всего, темная. Если она управляла и хозяйством, и делом семейным, то мужиков, скорее всего, на исполнение желаний разменяла – как своих подопечных. Сейчас бы глянуть, да боюсь упасть лицом на несвежую скатерть.» Сил по-прежнему было маловато.

– Все говорила, что грешница она и грехи свои отмывает тем, что помогает каждому, кто попросит, если помощь та на пользу, – словно читая его мысли, продолжала Ганна.

«То, что она денег не брала, еще не значит, что не брала ничего другого, но вот грешниками темные себя называть, конечно, не любят.»

Как бы то ни было, история становилась все интереснее. Максим слушал с удовольствием.

Шинкарка доживала жизнь в доме своей сестры Ксении Львовны. И стоило той выйти замуж, начала просить сестру родить девочку. Но кто же выбирает? У Ксении тоже – два сына. Ганна уговорила ее взять приютскую девочку. Дело после войны как раз было, сироток осталось море. Супруги выбрали маленькую цыганочку – милую, смышленую. Но муж Ксении был военным, в чинах, и на него надавили, мол, для людей с «секретностью» подобное решение недопустимо. Девочку пришлось отдать.

– Старший сын Ксении Львовны, мой папа, женился, но более десяти лет у них с мамой не было детей, – рассказывала девушка, уже с ощутимой грустью в голосе. – Сначала просто не получалось, потом мертвые рождались детки… Надо сказать, что обе мои бабушки были врачами. Ксения Львовна после войны устроилась в абортарий – и в той же больнице, только в родовом отделении, работала Людмила Викторовна, мамина мама. Они детей и познакомили. Но после очередного горя семейные застолья начали доходить до ссор от разговоров, что род не продолжается из-за того, что бог наказывает за аборты. Чего только не делали, кому только не молились – и наконец родился брат. А потом и у второго сына, моего дяди, тоже мальчик.

«Чего же такого твоя бабка умела, что передать могла только девочке? И кому она так досадила, что наследницу в род не пускали?» – мысленно рассуждал Максим, воспринимая эту историю почти как детективный сюжет, манящий своей загадкой. Он знал, что чаще всего колдовской инструментарий не зависит от пола, но существуют редкие знания, которые использовать могут, например, только женщины. И если умения совершенно особенные и намерение сохранить их очень сильное, то умершая колдунья будет еще много лет вокруг семьи виться без возможности уйти окончательно, пока силу не передаст. А вот то, что девочки не рождались, значило, что либо шинкарка сама нагрешила где-то, либо кто-то другой очень хотел эту передачу получить. Хотя предположений может быть много, а правда одна. И она Максиму пока оставалась недоступной.

– Полагаю, что чудо все-таки произошло и девочка в роду появилась? – улыбнулся он, вглядываясь в светло-голубые глаза.

– Да, – смущенно ответила Ганна. – После меня дети буквально дождем посыпались, и девочки в том числе. Жаль, что бабушка не застала уже этого. Рано ушла. Так-то у нас в семье женщины обычно долгожители.

«Кто бы сомневался.»

– Они с дедом всю войну прошли, Ксения Львовна ранена была сильно однажды, с тех пор здоровьем не отличалась. Папа до сих пор вспоминает, как бабушка сокрушалась: «Второе поколение сплошные штанишки, а хоть бы один бантик!». Ну, носить имя давно мертвой хозяйки пивнушки, конечно, заслуга сомнительная, но зато вот какую захватывающую историю можно рассказать. – Она взглянула на часы. – Сорок минут я вещала, а ты даже чай не выпил, так внимательно слушал, я даже удивлена.

Колдун посмотрел на давно остывший чай и усмехнулся.

– Да, история и впрямь интересная. Ну и не каждое знакомство с девушкой начинается с изучения генеалогического древа.

Ганна весело рассмеялась, встревожив начинающую засыпать работницу вагона ресторана, а Максим пожурил себя за откровенное кокетство, да еще и с потенциальной темной.

– Ну теперь твоя очередь рассказать что-нибудь о себе.

– Сожалею, но моя биография не столь захватывающая, – ответил он. Вот в семьях его клиентов случалось и не такое, рассказывать можно было бы до утра… – Отец был инженером, мама учителем истории.

– А кем ты работаешь?

– Я психолог, – Максим действительно имел диплом психолога в качестве второго высшего и многие клиенты полагали, что работают именно с психологом. Однако часть их проблем решалась немного иными методами.

– Теперь понятно, почему не можешь спокойно спать, когда рядом кто-то плачет. Профдеформация? – На этот раз настала его очередь смеяться. Ганна игриво подмигнула и продолжила: – Правда ли, что не очень хорошо, когда тебя называют в честь кого-то? Я слышала что-то такое.

– Правда. Иногда приходится донашивать очень неудобные чужие портки. Но если что, я после полуночи не принимаю!

– Нет, нет! Ты не подумай, что я решила выплакаться тебе, воспользовавшись случаем! – Девушка раскраснелась. – В моих бедах психолог не поможет, нужна более серьезная артиллерия.

– И что же ты понимаешь под более серьезной артиллерией? Таблетки?

– Нет… – Ганна смутилась еще сильнее и занервничала. – Я пока не знаю, как говорить об этом даже с самой собой, с кем-то другим тем более. Так что никакого сеанса, Максим.

То ли от того, что она назвала его по имени, то ли от столь уверенного обрыва разговора, но по спине его пробежал легкий холодок.

– Знаешь, что коллекционируют психологи? – перешел он на другую тему. Девушка помотала головой и приготовилась слушать. – Человеческий опыт. Сейчас, в наш информационный век, мы имеем доступ, казалось бы, ко всему возможному опыту. На самом деле в океане сведений мы его теряем. Еще каких-то сто лет назад у людей было куда больше проблем и при этом гораздо меньше способов их решения. Я коллекционирую живой опыт решения проблем, идущий изнутри, из сердца. Жаль, я не знаю, что заставило твою бабушку считать себя грешницей и начать творить добрые дела. Но вот эти моменты трансформации, истории о том, как люди проходили через них, – настоящие жемчужины для моей коллекции. Благодаря им я лучше понимаю людей и у меня появляется больше возможностей помогать им.

– Очень жаль, что я тоже ничего не знаю. Но от твоих слов у меня аж мурашки по спине бегут. Если хочешь, я расспрошу при случае отца про Ганну.

– Хочу.

– А я хочу дать тебе немного поспать. Наверное, тебе тоже завтра на работу?

– Мне как раз нет. Но твое «тоже» – вполне понятный намек.

До Москвы оставалось около четырех часов. Максим поднялся и пошел расплачиваться с сотрудницей вагона-ресторана.

Когда поезд подъезжал к вокзалу, перед их купе возникла женщина с огромным чемоданом, которая явно нуждалась в помощи. Худенькая даже в дутой куртке, Ганна с шапкой в руках легко просочилась в коридор и Максим еле успел поймать ее за капюшон.

– Не вздумай убегать, пока у меня нет твоего телефона!

Девушка хихикнула и кивнула.

Благополучно вытащив неприподъемный чемодан на перрон и освободившись от ноши, колдун нашел глазами свою новую знакомую. Морозное утро ослепляло ярким солнцем, и она наблюдала за возней с чужим багажом, жмурясь и прикрываясь ладонью, как козырьком. Когда Максим приблизился, она достала из кармана телефон и, улыбаясь, протянула ему. Парень хмыкнул, набрал свой номер, и, сделав дозвон, вернул хозяйке.

– Тебе куда?

– Мне на проспект Мира.

– А мне на Бауманскую.

Они помахали друг другу, и Максим отчетливо понял, что девушка – наверняка потенциальная колдунья, но не открытая, значит, точно не темная. Это вызвало в сердце волну радостного облегчения. А дальше каждый из них пошел в свою сторону.


* * *

Максим проснулся к вечеру. Приготовил кофе по семейному рецепту – со специями, медом и бальзамом из восьми трав – и залез на широкий подоконник кухонного окна. Можно сказать, это была его «пещера», его место силы. Здесь, закинув ноги на откос оконного проема, поглядывая с четвертого этажа на вечно спешащих по своим делам прохожих, он пребывал в покое внутри себя, путешествовал по бесконечному лабиринту мыслей, строил планы, реже – работал. Тепло чашки в руках, запах кофе с пряными нотками и приятная тишина наполняли его силами и создавали ощущение уюта. И в этот уют как-то сам собой пробрался образ Ганны. Кажется, первой была мысль о том, что он мог бы приготовить для нее кофе, способный прогнать любые печали. Хотя какая разница, какая именно мысль была первой? Главное, что в его голове голубоглазая девушка с растрепавшимися светлыми прядями снова и снова оказывалась рядом, на том самом подоконнике, где он привык сидеть один. Максим так давно не испытывал этого сладкого эмоционального коктейля, что происходящее его даже забавляло. Нужно будет спросить у Катерины, как выглядела девушка, которую она видела в нитях следствий. Если это Ганна, то история случайного знакомства обещает быть нескучной.

Допив кофе, колдун нашел ее в «Телеграме» и усмехнулся нику «Папкин самурай». Не придумав ничего лучше, он спросил, как настроение, какое-то время подождал ответа, а не дождавшись, ушел работать в лабораторию. Этим громким словом он называл бывшую кладовую, которая из-за высоты потолка, типичной для «сталинки», напоминала скорее просторную шахту лифта. Личный кабинет являлся одним из его любимых творений. На полтора метра от потолка все четыре стены занимали полочки и ящички. Прикрепленные к ним аккуратные таблички указывали на темы книг или содержимое ящиков, его актуальное количество, даты сбора трав и прочие тонкости. То, что использовалось чаще, располагалось на нижнем ярусе, до которого можно было дотянуться с пола. Остальное доставалось с небольшой деревянной этажерки-табуретки. Над письменным столом висела картина с лесным озером в небрежно «позолоченной» раме и два гибких светильника: один заливал теплым светом разложенные бумаги и письменные принадлежности в стакане, а другой, направленный вверх, создавал на потолке расплывчатый световой круг.

На этих полках чего только не хранилось: опасное, старинное, незаконное, дорогое, редкое… Его персональная сокровищница – поэтому все углы и стены были жестко размечены так, что ни один колдун в здравом уме сюда не сунулся бы. А для обычных людей и без того неприметную дверь закрывало пятно невидимости. Не то чтобы ее и правда нельзя было увидеть, но внимание на ней не фокусировалось, пропускало, как нечто незначительное. Между тем небольшой с виду замок был посерьезнее установленного на входную дверь. Ключ от своей лаборатории Максим всегда носил на цепочке на шее.

Он вспомнил, что давно хотел приготовить самое вкусное в мире печенье. Очень редко, но все же приходилось угощать им особо недоверчивых и напряженных клиентов. Можно было, конечно, кормить их экстази, но это накладно, опасно, не так эффективно и влечет кучу неприятных побочек со стороны нервной системы. Правда, порошок абора вызывал гораздо более сильную зависимость… поэтому Максим готовил его редко и сам без необходимости не использовал. Конечно, принимать его можно как угодно, но колдуну этот похожий на орехи и карамель аромат казался просто идеальной добавкой к песочному печенью. К тому же сейчас угостить клиента невинной сладостью куда проще, чем заставить, например, выпить бокал вина. Колдуньи веками подсыпали в вино абора, чтобы сводить кавалеров с ума или выведывать тайны.

Этот эйфоретик – среди прочих эффектов, направленных на увеличение чувствительности, – настолько усиливал и без того отличный вкус печенья, что обычно люди просто стонали от удовольствия, поедая его. Максим достал нужные записи, перечитал состав, высчитал пропорцию и отмерил на аптекарских весах все необходимое. Никто бы не назвал его старомодным, ни по внешнему виду, ни по обстановке квартиры. Однако ему нравилось ощущение увесистого каменного пестика в руке и звучание резных медных бортиков прабабушкиной ступки. И наверняка он достаточно колоритно смотрелся во всех своих колдовских бдениях. Как и сейчас, когда глубоко за полночь, в переднике под орущий из колонок тяжелячок десятилетней выдержки раскатывал на кухонном столе тесто, чтобы потом нарезать из него крохотных звездочек и сердечек металлическими формами.

Ближе к двум часам ночи зазвонил телефон – бесшумно, Максим умышленно отключил звук, чтобы проверить, когда начнет возвращаться чуйка. Он пронесся вниманием к звонившему и поморщился, увидев лежащего в ванне Дэнчика, но вызов принял. Услышанное «алло», приторно довольное и радостное, означало, что тот вполне сознательно решил набрать ему из ванны.

– Я тебе в следующий раз из сортира позвоню! – вместо приветствия выкрикнул Максим.

– Да хоть откуда, Максюш! Я думал, ты примёр уже! Сколько дней вообще тебя не цифрую, да и сейчас как-то неуверенно…

– Вымотался очень. В себя прихожу.

– Изъездила тебя тетя Варя? – со смешком спросил Дэн.

– Я бы выбрал другое слово, но можно и так сказать.

– Ага, помнишь, значит, где был.

– Да ну, ты прикалываешься?! Я же не твои банкиры, чтобы всякие хлопушки мне в воспоминания засовывать!

– Кстати, о моих банкирах! У тебя в среду встреча. И еще пара приятных барышень просятся.

– От кого они?

– Ох, Максюш, если ты даже этого посмотреть не можешь, то давай лучше отложим. Отдохни… Прими ванну… – Колдун почувствовал, как Дэнчик еле сдерживает смех, и снова получил картинку со своим приятелем в радужных пузырях.

– Ну все, хрена тебе, а не печеньку, чтобы на вечеринку сходить!

– Э-эй, ты чего, моих любимых печенек напек?! Погоди-и!!!

– Наберу, как буду готов работать, – ответил он, перекрикивая усиливающийся эмоциональный выхлоп Дэнчика, и повесил трубку. Теперь приторно довольное лицо было у него самого. Этот проныра Родину продаст за его печенье.

…Максим снова проспал до обеда, зато наконец-то почувствовал себя действительно бодрым, хотя, возможно, часть воодушевления вызвало сообщение Ганны.

«Теперь уже лучше», – ответила девушка. И ему очень хотелось записать это «теперь» на свой счет.

«А теперь?» – написал он и занялся приготовлением «обевтрока». Это придуманное Настенькой слово плотно вошло в его речь с тех пор, как вечно вскакивающая спозаранку девушка подписывала ему коробочки с едой перед тем, как убежать на работу. Подобная чрезмерная забота его раздражала, но само слово нравилось…

Переделав большую часть запланированных дел в лаборатории, но так и не получив ответа, Максим приуныл. Усевшись на любимый подоконник, он снял с шеи амулет с волосами Катерины и потянулся сознанием в заснеженное Сияние.

– Так быстро соскучился по мне, галчонок?! Не ожидала! – радостно, но с издевкой защебетала колдунья. – Поздравляю тебя, наследничек! Ты теперь в каком-то смысле мне братик.

Ее образ толком не оформился, но интонации считывались вполне конкретно.

– Если бы не отказалась от материнского рода, то да.

– Да даже если бы и был братиком, то все равно нам можно… Хотя ты явно не за этим пришел. Силенок у тебя пока маловато для веселья. Или ты, светленький, настолько светленький, что будешь после той ночки навещать меня как настоящий джентльмен? А я ведь тебе даже на жалость не давила!

– Извини, но, похоже, не настолько светленький.

– За нитями, что ли? Неужели ты такой любопытный? Или стряслось чего?

– Можешь показать девушку, которую ты видела?

– Галчонок, тут еще постелька твоя не остыла, а ты уж в другую влюбился?

Максим буквально физически почувствовал, как Катерина лезет к нему смотреть эмоциональный фон и, кажется, даже нити причин, но они у него, конечно, были закрыты наглухо.

– Полегче, дорогая! – возразил он, буквально отбрасывая колдунью назад.

– Значит, посмотреть, как мы будем втроем трахаться, – это нормально, а как вы познакомились – уже слишком?! Слышал чего-нибудь про двойные стандарты, светленький?

Пришлось признать, что он действительно ведет себя нечестно. Конечно, не сам факт знакомства хотелось оставить делом только двоих, а испытанные ими чувства. Но с чего он взял, что у самой Катерины вообще нет и не будет никаких чувств? И колдун нехотя отправил ей кусочек образа: Ганна сидит напротив в вагоне-ресторане и гоняет ложечкой дольку лимона в стакане с чаем, подбирая слова, чтобы продолжить рассказ.

– Да, это она… – промурлыкала колдунья, а потом на пару мгновений утопила Максима в эпизоде их будущей любви. Стаи мурашек буквально втоптали его в подоконник. Переживая реалистичную иллюзию от лица Катерины, он будто сам только что впервые поцеловал Ганну – и это было слишком горячо для первого поцелуя. Да и для второго тоже. Вряд ли он вообще умел так целоваться. И Максима даже не смутило, что он сам не попал в кадр этого кино для взрослых.

– Нихрена себе… – отозвался парень после долгой паузы. – Надо брать… Я даже, кажется, ревную, только еще не понял кого, к кому…

Катерина залилась смехом.

– Ну что, когда ждать вас в гости?

– Не будь такой сучкой, дорогуша, мы с ней еще даже не целовались! Хотя теперь я уже не уверен в этом…

– Ладно, оставлю тебя наедине с твоими мыслями, если ты понимаешь, о чем я, – веселилась колдунья.

Решение было правильным, ибо не успевшие восстановиться даже наполовину ресурсы снова начали иссякать. Звякнул телефон. Максим надел амулет обратно на шею, встал с подоконника и застыл. Погодите-погодите! Осколки показанного воспоминания продолжали калейдоскопом кружить в голове и колдун неожиданно понял, что нити следствий Настеньки, которые он смотрел при Варваре Ивановне, обрушивались на него статичными картинками, слайдами, будто снятыми спрятавшимся фотографом. Не передавали ни боли от удара темнокожего парня, ни волнения от романтических сцен. Здесь же все казалось настоящим, словно Катерина действительно уже целовала его новую знакомую, горя желанием, ощущала тепло кожи и густоту волос, запуская в них пальцы. Это значило, что либо колдунья смотрит нити на совершенно другом уровне, либо каким-то образом дурит его…

«Дела идут все более странно…» – прочитал он долгожданный ответ на экране телефона и подумал, что это очень точно описывает его актуальное умонастроение.

«Не хочешь рассказать поподробнее за чашечкой кофе? Например, завтра», – перешел он в наступление.

На этот раз девушка ответила сразу.

«Иногда случайности складываются в такую беспощадную закономерность, что сложно понять, кто именно сумасшедший. И хуже того, кто друг, а кто враг…»

Он попытался считать ее состояние – и аж съежился от донесшихся страха и смятения. Но самое неприятное, что он чувствовал каким-то образом свою причастность к происходящему.

«Прошу, расскажи, что произошло!»

«Когда люди спрашивают „Веришь ли ты в чудеса?“, они всегда имеют в виду что-то хорошее. Но чудеса бывают разные… Максим, ты веришь в чудеса? Те, другие чудеса? Неслучайные случайности, которым нет логического объяснения.»

Как жаль, что сейчас они не сидят друг напротив друга на этой кухне. Он наверняка мог бы дать ответы на тысячу терзающих ее вопросов. Но дело явно было не только в том, что неоткрытая колдунья беззащитна перед собственной спонтанно проявляющейся силой.

«Больше, чем ты можешь себе представить. Что произошло? Я чувствую, что это как-то связано со мной.»

«Я давно никому не рассказывала ту историю. Несколько лет. Даже не знаю, почему я вдруг решила выложить ее тебе. Сегодня мне позвонила незнакомая женщина и сообщила, что знает, почему сестра моей бабушки хотела именно девочку. И какова была цена моего рождения.» От прочитанного телефон чуть не выпал у него из рук. «Она тоже предлагает встретиться завтра. И это лишь очередная странная случайность из длинной череды событий, которые пока никого не сделали счастливым.»

Максиму хотелось закричать. Ему не хватало сил пройти дальше, но он чувствовал темных. Они будто окружили ее. Но что он мог ей сказать? Как объяснить, предупредить?

«Я чувствую, что ты напугана.» Он старался как можно аккуратнее подбирать слова, оставаясь предельно искренним. Надеялся, что она считает это намерение. «Но практически ничего о тебе не зная, я ощущаю себя слепым. Мне хочется просить тебя быть предельно осторожной и вместе с тем я готов выехать к тебе на встречу прямо сейчас, если ты пожелаешь.»

Ответа снова не было мучительно долго. Молодой человек начал припоминать, почему он не любитель заводить отношения.

«Не стоит, – наконец написала Ганна. – Зря я вообще все это вывалила. Давай лучше встретимся, когда речь пойдет действительно о кофе.»

Максим стиснул зубы. Конечно, кто он такой, чтобы давить на нее? Но вместе с тем, зная то, что он знает, как отпустить ее к какой-то внезапно возникшей темной? Свежий пример Катерины стоял у него перед глазами. Не повторит ли девушка ее судьбу?!

«Не имею морального права использовать капслок, хотя здесь он уместен. Мне это не нравится! Я за тебя беспокоюсь! Прошу, позволь пойти на эту встречу с тобой!»

«Нет, Максим, я думаю, это странная идея.»

«Не более странная, чем вся эта история!»

Ганна помедлила, а потом отправила ответ, который сошел бы за хорошую пощечину.

«Что именно в слове „нет“ тебе непонятно?!»

Колдун с бессильной злостью швырнул телефон на кровать, прошелся по комнате и, взревев, ударил обоими кулаками по столу. В этот момент невидимая пасть горина, управляемая гневом, вырвалась из его груди и хватанула зубами прямоугольную вазу из толстого темно-синего стекла. Осколки разлетелись во все стороны так, будто хозяин швырнул ее об стену. Даже не думая все это собирать, Максим отправился в свой кабинет и достал спрятанную там на черный день пачку сигарет. Борясь с головокружением (которое неизбежно обрушивается на тех, кто курит изредка) и наблюдая, как вытяжка жадно пожирает дым, колдун снова вспомнил слова Варвары Ивановны о холодной голове и о том, что он толком не знал боли. За последние пару дней они всплывали в голове слишком часто… и с каждым разом задевали все сильнее. Потому что ударили точно в цель. Максим действительно не отличался эмоциональностью. Точнее, он был знаком, пожалуй, со всем известным человечеству спектром эмоций, но редко надолго проваливался в переживания и почти всегда мог заставить себя не подать виду или переключиться на что-то более полезное. В непродолжительные периоды их с Настенькой попыток построить отношения девушка частенько намекала, что у ее парня эмоциональный диапазон меньше, чем у микроволновки, и рассуждала о том, какая он вообще форма жизни. Долгое время Максим искренне не видел в этом проблемы, наоборот, некоторая черствость позволяла браться за столь тяжелые истории, от которых многие отказывались. Однако, стараясь тратить силы на пресловутое «более полезное», со временем колдун начал ощущать парадоксальную бессмысленность своего существования. Пожалуй, с того самого момента, когда впервые использовал слово «существование» относительно полностью соответствующей его желаниям жизни. Просто эти желания были столь же короткими и послушными, как и эмоции. Из них произрастали удобные вещи, немногочисленные люди и небольшие дела. Только вот ни цели, ни смысла жизни так и не выросло. Иногда ему казалось, что он сам словно сужается, иссыхает. Тогда тот, что командует в голове, растерянно замолкал или сразу переключался на работу. Ведь лишь в работу Максим включался всем сердцем. Не только потому, что многие шли с проблемами, для решения которых уже испробовали все и готовы были впасть в отчаяние. И не потому, что Максим понимал, что откровенно сильнее и опытнее других колдунов, поэтому имеет больше возможностей реально помогать людям, а не прикладывать подорожник там, где нужна операция. Он просто не мог поступать иначе. Каждая чужая судьба, каждая проблема словно становилась его собственной историей. И нити следствий были нужны ему исключительно как более эффективный инструмент помощи другим, ибо разобраться с причинами часто бывало недостаточно. Конечно, далеко не всем клиентам требовалась помощь в беде. Некоторые шли воплощать желания, продиктованные жадностью, трусостью или банальной ленью. Отличал одних от других неустанно дежурящий в сердце колдуна внутренний судья, размахивающий каким-то своим личным кодексом. И именно он заставлял несколько часов подряд отговаривать одного клиента от задуманного, не требуя денег, и жестко отказывать другому, не объясняя причин. Этот судья, пожалуй, и являлся наиболее… живой частью личности Максима. И сейчас он барабанил изнутри кулаками по ребрам, требуя сделать хоть что-то. Но что?!


* * *

С утра Максим проснулся примерно в том же расположении духа, в каком пытался заснуть вчера. Чтобы хоть как-то переключиться, парень практически вылизал квартиру, сходил в бассейн и даже напросился в гости к Настеньке, чтобы начать отговаривать от поездки во Францию. Она, конечно, безоговорочно доверяла советам старого друга, но сегодня пришлось влить в нее полбутылки вина, прежде чем девушка смогла хотя бы допустить мысль, что в Москве можно жить счастливее, чем в Париже. В своих мечтах она уже жевала круассаны на завтрак, роняя крошки на лэптоп. Однако покидал он Настенькино столичное гнездышко, богато обставленное в духе романтизма, с четким ощущением, что процедуру придется повторить.

Как бы то ни было, этот атомный реактор на ножках всегда служил отличным антидепрессантом, и Максим ехал домой уже в более-менее приличном настроении. Начавшее покрывать город предновогоднее убранство подмигивало огнями в такт музыке, плывущей по салону автомобиля. Молодой человек раздумывал над тем, чего бы такого невинного написать Ганне после вчерашней дискуссии. Впрочем, любой контакт сойдет, чтобы почувствовать, изменилось ли что-то после встречи с той странной женщиной.

Время было позднее и людей на улицах осталось немного, поэтому бегущие впереди по тротуару сразу бросились в глаза – мужчина и женщина догоняли девушку. Он начал притормаживать, пытаясь понять, не нужно ли вмешаться. Фонило от них крайне неприятно. Когда Максим почти поравнялся со этой троицей, мужчина выбросил руку вперед, но не ударил. Может, кинул что-то незаметное в темноте? Удирающая со всех сил девушка как подкошенная упала на спрессованный до состояния льда сугроб обочины и съехала вниз, на дорогу. Максим ударил по тормозам и выскочил из машины. Двое догонявших помешкали секунду, бросились в ближайший двор и скрылись из виду.

Девушка лежала на боку, не двигаясь. Светлые волосы упали на лицо, разметались по асфальту, впитывая дорожную грязь. Молодой человек поспешно повернул пострадавшую на спину и отпрянул. Во-первых, перед ним лежала Ганна. А во-вторых, даже небольшого прикосновения было достаточно, чтобы почувствовать, каким мощным заклинанием ее вырубили. Парень рефлекторно глянул на арку, в которую сбежала странная парочка, но те наверняка были уже далеко. Максим поспешно открыл заднюю дверцу машины и аккуратно уложил на сидение свою неожиданную находку. Включив свет, он внимательно осмотрел голову и спину Ганны. Никаких внешних повреждений не обнаружилось. Между тем парень чувствовал, как сильнейшее колдовство въедалось в нее – тяжелое, цепкое, совершенно точно прямо сейчас разрушающее что-то важное.

– Вот тебе и бабкино наследство… – процедил он сквозь зубы, разметил машину и себя знаками пониженного внимания и погнал к дому.

Максим понимал, как неоднозначно выглядит с девушкой, висящей на его плече вниз головой, но надеялся, что если кто на него и глянет, то подумает, что трупы обычно тащат из дома, а не в дом. Спишут на спасение перебравшей подружки. Может, даже посочувствуют – каково ей будет с утра!.. А с утра ей наверняка будет не очень, только вот пока неясно, из-за чего именно.

Ему раньше никогда не приходилось иметь дело с барышнями в отключке. Выяснилось, что это сложнее, чем кажется. Совершенно безвольное тело Ганны было непослушным, а гравитация словно действовала на него в два раза сильнее. Устроив на кровати пострадавшую, он кое-как снял пальто и сапоги, а потом попробовал аккуратно рассмотреть воздействующее на нее колдовство. Было похоже на мощную «хлопушку» – прикрепляемое к человеку отложенное воздействие, вступающее в силу при соблюдении определенных условий. Любили, например, колдушки мужьям в штаны засовывать и привязывать ниточку к супружеской измене. Очень эффективно. Но на что она сработала здесь, разобраться, пока девушка без сознания, было слишком сложно, а что прямо сейчас уничтожалось в ней – тем более.

Максим попытался купировать действие заклинания, но вынужден был признать, что создал его профессионал высокого уровня. С какой стороны ни подбирайся, стояли защиты или наслаивались еще какие-то конструкции, с которыми ему не доводилось сталкиваться раньше. Единственное, что удалось, – ускорить процесс распада колдовства, что должно было повлиять на скорость пробуждения. Только все равно оставалось неясно, час она еще так проваляется или, например, трое суток. Продолжая перебирать в голове варианты того, чем помочь, парень аккуратно стер грязь с лица и волос Ганны мокрым кухонным полотенцем. Отнес в коридор верхнюю одежду и обувь. Взял с подоконника любимый плед и накрыл девушку, хоть и понимал, что, скорее всего, та сейчас ничего не чувствует. А потом лег рядом и еще долго просто смотрел в красивое лицо, думая о том, каким странным способом исполнилось желание оказаться сегодня с ней рядом. Максим несколько раз ненадолго засыпал, но быстро просыпался и снова проверял состояние своей гостьи – до тех пор, пока не обнаружил, что та уже спит по-настоящему. Лицо Ганны стало совсем другим, его украсили умиротворенное забытье и еле заметный румянец.

Около одиннадцати утра он шепотом позвал ее по имени и девушка тут же открыла глаза. Она секунду смотрела в потолок, потом нахмурилась. А еще через мгновение буквально впилась голубыми глазами в Максима.

– Что происходит? – спросила та, явно сдерживая множество разных эмоций.

– С добрым утром! – стараясь сохранить спокойствие, улыбнулся парень, до сих пор не решивший, как объяснять произошедшее. – Я как раз хотел задать тебе тот же вопрос, но пришлось подождать, пока ты оклемаешься.

– В смысле?

– В прямом! Ты в отключке со вчерашнего вечера.

– А что было вчера вечером? – ее взгляд становился все более встревоженным.

– Когда я возвращался домой, то увидел, что по улице бегут трое. Мужчина и женщина догоняли кого-то. И этот кто-то неожиданно свалился без чувств практически мне под колеса. Представляешь, как я удивился, обнаружив, что это ты? Вместо «удивился» должно быть гораздо менее цензурное слово, но в помещении дамы.

– Мужчина и женщина? Гнались за мной? Зачем? – Девушка села на кровати и растерянно осмотрела себя. – Ничего не помню… Я что, головой ударилась?

– Вроде нет. Я очень внимательно осмотрел тебя.

– Даже не знаю, что сказать… – пожала она плечами. – А я вообще где?

– У меня дома. Добро пожаловать, – усмехнулся он.

– С ума сойти… Вот бы не подумала, вчера прощаясь на вокзале, что сегодня проснусь в твоей постели. Хорошо хоть одетой. – И она снова осмотрела себя с явным сомнением.

Теперь нахмурился Максим.

– Что значит «вчера»?

– И одета я была по-другому, – пробормотала гостья, глядя на свои руки. – У меня вообще не было с собой этой рубашки.

– Ганна! – перебил ее парень. – Какой, ты думаешь, сегодня день недели?

– Понедельник, ой, то есть уже вторник…

– Проблема в том, что сегодня четверг. У тебя не один день выпал из памяти, а три… Очень важных три дня…

Эта фраза для нее и для него значила разное. Максиму стало понятно, что именно разрушалось заклинанием – он готов был спорить, что «хлопушка» замела следы встречи с той загадочной женщиной. Ганну же эта информация просто раздавила. Она буквально вжала голову в плечи, в глазах запульсировали страх и непонимание. Максим, видя, как девушка съеживается, обхватывая себя руками, поспешил сгрести ее в охапку, усадил к себе на колени и попытался войти в эмоциональное поле, чтобы немного выровнять амплитуду переживаний.

– Тихо, тихо… Не волнуйся! Мы во всем разберемся! – шептал он, гладя невольную гостью по плечам и светлым волосам. Да только, ощущая грохот ее сердца, замечая, как дрожат тонкие пальцы, сам был далек от спокойствия. Конечно, Максим не мог остаться равнодушным к переживаниям девушки, но для него, имевшего много козырей в рукаве, к волнению за Ганну примешивалось еще пьянящее ощущение близости и какой-то особенной силы, обретающей смысл на фоне беззащитности и хрупкости девушки.

Гостья наконец чуть высвободилась, чтобы заглянуть колдуну в лицо. Ее яркий взгляд снова казался проникающим в самое сердце.

– Скажи, ты вообще кто? – прошептала она.

– В этой истории – еще не знаю. Потому что до сих пор не знаю саму историю. Очевидно, хотим мы этого или нет, мне отведена в ней некая роль. Но чтобы не забивать себе голову вопросами, ответы на которые мы, скорее всего, получим не скоро, давай сойдемся на том, что я кто-то вроде рыцаря со своим кодексом чести и личными интересами в нагрузку. Я бы в любом случае не смог пройти мимо лежащей без сознания женщины, но быть спасителем гораздо приятнее, когда спасаемая так мила.

Ганна тут же в смущении отвела глаза. О, эти непостижимые женщины! Мир будет рушиться, но комплимент действует безотказно! От единственного сказанного слова эндорфины мгновенно начинают разъедать страх и недоверие. Да, осознанная манипуляция, но без доверия и некоторой расслабленности девушки вообще не удастся ничего выяснить.

– Вчера я предлагал попить вместе кофе. Но ты довольно жестко меня отшила. Может быть, сегодня повезет?

– Да не может такого быть! – ответила она уже куда более спокойно и слезла с его коленей. – Я была бы рада…

– Тем не менее у меня есть доказательства в телефоне. Точно! В телефоне! – Он вскочил с кровати и бросился в коридор за ее сумкой. – Ты не пошла со мной пить кофе, потому что собиралась встретиться с какой-то странной женщиной, обещавшей объяснить, почему сестра твоей бабушки так ждала рождения девочки и почему она никак не рождалась, – в спешке начал объяснять он. – Память ты потеряла, а телефон, надеюсь, нет, может, еще кому-то писала и рассказывала подробнее.

Девушка выловила из сумки телефон, но тот, похоже, давно сел. Максим выдал ей зарядник, поставил вместительную турку на плиту и, взяв с Ганны клятвенное обещание следить за кофе и никаким женщинам без него не звонить, убежал в душ. Вернувшись через пять минут в свежей майке, с блестящими от пришедших в голову идей глазами, он обнаружил гостью на своем подоконнике.

– Твое любимое местечко? – с игривой ноткой спросила она, поймав его взгляд. – Вообще бы отсюда не слезала!

«Еще бы, – подумал он. – Можно смело считать этот подоконник энергетическим санаторием.» А вслух ответил:

– И не слезай!

Максим сходил в свою потайную комнату, выбрал тонизирующую настойку, вытащил из ящика моток толстой алой нити и прихватил пару небольших печенек – в форме звезды и полумесяца. На кухне он разлил кофе по кружкам, добавил по чайной ложке ароматного темно-коричневого бальзама в каждую и уселся рядом с Ганной на край подоконника так, чтобы слегка касаться плечами.

Она приняла чашку, попробовала и какое-то время вдыхала аромат, неподвижно, закрыв глаза. Неожиданное в контексте происходящего умиротворение, уже почти дотягивающее до счастья, заполнило девушку целиком и начало разливаться по кухне, впитываясь в Максима.

– Ты волшебник? – тихо спросила она, повернувшись к нему.

– Да, – с улыбкой ответил Максим. И на секунду задумался, что сам не знает, почему давно не пытается никому ничего объяснять. Даже Настенька не знала всей правды, хотя, конечно, с неординарными способностями и увлечениями своего старого друга сталкивалась не раз.

– Добрый?

– А ты как думаешь?

– Хочу думать, что добрый.

– Значит, добрый.

– А ключик на шее от чего? – Она протянула руку и провела пальчиком по поверхности ключа, который он в спешке забыл спрятать под майку. – От сердца?

– От комнаты с волшебством, – подыграл он. – Но можешь быть уверена: женщина, которая в нее войдет, должна очень прочно обосноваться в моем сердце. – И колдун спрятал цепочку под одежду. – Что там в телефоне?

– Последний звонок от некой Ларисы, которую я, конечно же, не помню. Никому, кроме тебя, я о ней не писала. Может, просто позвонить сейчас этой Ларисе?

– Не похоже, что эти люди бежали за тобой отдать оброненную перчатку. И что если Лариса – одна из них? Что она может сказать тебе? В лучшем случае предложит снова встретиться, а в худшем солжет, чтобы запутать, обнаружив, что ты ничего не помнишь.

– Что же тогда делать? Нужно же как-то разобраться в этой истории.

– Разберемся. Дашь мне ее номер, я попробую узнать, кто она такая, через своих знакомых.

Покончив с кофе, Ганна слезла с подоконника, чтобы позвонить на работу и сообщить, что приболела.

– Похоже, встреча была довольно поздно, – сказала она, повесив трубку. – Коллега утверждает, что я уходила последней. Мистика, – всплеснула руками девушка. – Хоть к гадалке иди…

– Обойдемся без гадалки. Я тоже кое-чего умею. Смотри! – Он засунул руку в карман, зажал между пальцами уголок печенья, потом показал Ганне пустую ладонь, а затем, махнув рукой, подбросил крошечную звездочку вверх и ловко поймал ее. Фокус удался, зрительница улыбалась. – Это самое вкусное в мире печенье. Я не шучу. И не умоляй меня потом отдать тебе свое, слышишь?

Девушка смеялась, но лишь до тех пор, пока маленькая сладкая звездочка не оказалась у нее во рту – тут Ганна застонала от удовольствия.

– Это что за наркота?! – пробормотала она, жуя печенье.

Максим, довольно ухмыляясь, устроился поудобнее на подоконнике, свесив ноги вниз, и откусил от своего полумесяца. На несколько мгновений вся вселенная утонула в ласкающем вкусовые рецепторы дурмане абора.

– Иди сюда, – сказал он, поймав гостью за руки и притягивая поближе. – Послушай, я могу погрузить тебя во что-то вроде гипноза, и мы сможем вместе отправиться в твои воспоминания.

– Чувствую, где-то должно быть «но». – Девушка поцокала язычком, однако не отстранялась и не высвобождала рук.

– Все верно. Есть «но». Полностью осознавая то, что происходит с тобой здесь, слыша мой голос, даже открывая глаза, ты все же не сможешь это остановить. Иными словами, тебе придется полностью мне довериться.

– Я всю ночь была в полном твоем распоряжении, Максим. Не осознавая вообще ни черта. Так что… Есть еще что-то?

Ее глаза блестели какой-то непонятной в этой ситуации хитростью. Будто и у нее водились особые секреты.

– Переживания будут довольно интересными. Назовем это близостью, причем сразу на нескольких уровнях. Тебе придется пустить меня туда, куда обычно нет доступа посторонним. Не ошибусь, если скажу, что процесс выйдет весьма интимным.

Он понимал, что даже после такого предупреждения его подопечная все равно не сможет представить, насколько интимным. При их обоюдном влечении, подпитанном печеньем с абора, самый простой способ проникнуть в нее – это погрузить в проекцию сексуального контакта. Когда эти ворота распахнуты, то остальные открываются сами собой. Тогда он проскочит во все воспоминания, как раскаленный нож в масло. Нет, он не собирался сейчас тащить девушку в койку, но если Ганна влепит ему в финале эксперимента пощечину, то он не будет удивлен.

– Ты для этого накормил меня этим замечательным печеньем?

– Поняла, но съела? – сощурился он.

– Я еще когда сообщения твои перечитала сегодня, почувствовала, что ты любитель многоходовок.

– Значит, нет? – при этом Максим чуть сильнее потянул ее к себе.

– Это значит, что мне по-прежнему интересно, что ты задумал. И близость же предполагает некое обоюдное открытие, не так ли?

– И да, и нет. Потому что пульт управления будет полностью в моих руках.

– Мне страшно, – честно призналась она, но продолжала лукаво улыбаться.

– Я знаю. И я ничего не буду делать без твоего разрешения. Ни сейчас, ни в процессе.

– Что от меня требуется? – вздохнула Ганна.

– Держи передо мной ладони.

Максим достал из кармана алую нить, сделал пару оборотов вокруг ее левого запястья и прежде, чем затянуть узел, тихо произнес:

– Представь, что это закрывающаяся дверь, пусти меня в нее, вообрази, как я проскакиваю к тебе в этот проем.

И как только он ощутил вход, затянул узел.

Тело девушки дернулось, зрачки расширились. Это состояние каждый описывает по-своему. Но чаще всего людям кажется, будто по стенам и всем окружающим предметам идет призрачная рябь, как если бы тонкий слой воды стекал сверху вниз, обволакивая и чуть искажая все вокруг.

Максим продолжал. Он оставил довольно много нити между руками и сделал несколько оборотов вокруг второго запястья.

– А теперь представь, что я жду тебя, распахнув объятья, беги ко мне навстречу через эту дверь, пока она не закрылась.

Ее импульс был оглушающе мощным, и колдун, затянув второй узел, подумал, что если такая проклянет в сердцах, то мало не покажется. А потом с удовлетворением отметил, как крепка и комфортна образовавшаяся связь. Он расставил пальцы и начал хитрым образом наматывать алую нить себе на руку. Ганна видела, что он произносит что-то, не могла разобрать ни единого слова, однако чувство, что она, будто марионетка, повисает на этих ниточках, нарастало.

– Готова? – его голос был нежным и сладким.

Девушка кивнула – и в одно мгновение некие внутренние ее струны натянулись и зазвенели. Казалось, они пронизывали все ее тело, а Максим держал их, словно вожжи. Колдун резко дернул – и те сократились, притягивая Ганну к нему. Девушка буквально рухнула в объятья, утыкаясь носом в шею и еще чуть влажные после душа пряди волос. Она даже не вскрикнула, просто схватила открытым ртом воздух от отчетливого ощущения того, как «кукловод» вошел в нее – так, как мужчина входит в женщину, притом что в реальности ничего такого не происходило. Его возбуждение, похожее на расплавленное железо, текущее по связывающим их незримым каналам, и ее собственная приятная истома перемешивались с ее страхом и непониманием.

– Близость, значит, – прошептала она ему на ухо, запуская пальцы в волосы. – Да я придушу тебя потом…

– Не сомневаюсь… – ответил Максим, и девушка застонала: ощущения усиливались. На несколько мгновений он сам потерялся в ее горячем дыхании, скользящем по шее, в нежных пальцах, блуждающих по спине и волосам. Казалось, что у каждого сейчас по четыре руки. Двумя из них они крепко обнимали друг друга, сидя на подоконнике кухни. «Лишние» же пары рук позволяли себе куда больше.

– Открой глаза! Давай открывай! А то мы так заиграемся! – Максим начал нехотя приводить в чувство свою партнершу. – Видишь, мы одетые, я тебя и пальцем не тронул.

– Всеми десятью, лгунишка! – выдохнула она, пытаясь сфокусировать взгляд и чуть отстраниться.

Колдун поднял руку так, чтобы девушка отчетливо видела ее.

– Это сегодня, – сказал он и начал медленно вращать пальцами так, что нить, соединяющая их, наматывалась на фаланги.

Обычно, даже если человек не помнит ситуацию, она все равно в целости и сохранности лежит в его подсознании. Однако вместо воспоминания в памяти девушки обнаружился такой мутный туман, что даже Максиму, опытному колдуну, стало не по себе.

– Что это? – простонала Ганна.

– Надеюсь, что это лишь то время, когда ты была в отключке. Но у меня плохие подозрения.

Он двигался дальше, но ситуация не менялась.

– Хорошо, попробуем пойти с другой стороны. Прошу, держись вниманием за эту нить и найди на ней ночь, когда мы встретились. С учетом происходящего это не будет сложно.

И внутренние слитые воедино двое вспыхнули с новой силой.

– Мне сложно соображать, когда ты так делаешь… – взмолилась Ганна, но послушно отправила их в темный покачивающийся вагон.

Колдуна опалили переживаемые ею тогда боль, страх и безысходность. Родители, старший брат, младшая сестра, еще какие-то люди отравленными иглами пронзали ее сердце.

– Прости, – прошептала она, касаясь губами его шеи, почти целуя, и вспугивая очередную стаю мурашек. – Я чувствую все, что чувствуешь ты…

– Вот и славненько. Меньше секретов, меньше проблем.

Он спустил один из оборотов нити с правой руки, и их снова окутал мутный туман пустоты.

– Вот дерьмо! – выругался он. – Капитально зачистили! Но мы попробуем кое-что еще. Послушай, Ганна, возможно, я сейчас вытащу на свет часть истории, из-за которой ты тогда плакала. Готова пустить меня в нее?

– Вероятно, ты единственный, кого я вообще готова пустить туда, – ответила девушка, и он почувствовал колючие ледяные искорки злости в ее сердце. Ухватившись за них, он тут же вытянул из памяти своей гостьи образ мужчины, светло-серые глаза которого хитро смотрели из-под слегка вьющихся седых прядей. – Он тоже колдун, как и ты, – добавила Ганна, словно в упрек.

– Я тут, значит, аккуратничаю, твою картину мира и нервишки берегу, а ты, оказывается, в курсе! – даже немного разозлился Максим. – Если бы я знал, что с тобой можно начистоту, то не пустил бы к этой ведьме на встречу ни за что! Она же темная! Кто у тебя еще вокруг из этих чертей? Можешь не отвечать, сам найду.

– Погоди, не злись, я, похоже, не настолько в теме, – жалобно проговорила та.

Колдун обозначил где-то в облаке мутного тумана Ларису и рванул ее образ вверх, ближе к полю своего внимания. Девушка вскрикнула, ощущая неприятное, на грани боли эхо во всех нервных окончаниях.

– Пожалуйста, не злись! – повторила она. – Во-первых, ты очень страшный и жесткий, когда злишься, а во-вторых, я вообще скорее в шутку это сказала, а оказалось – правда!..

– Прости, я просто немного устал, – ответил он и погрузился вниманием в цветную сетку, похожую на грибницу, тянущуюся от Ларисы вглубь воспоминаний Ганны. – Во время встречи у тебя возник ряд ассоциаций, связанных с этой женщиной. Они не пострадали от заклинания.

– Какого еще заклинания?! – взмолилась девушка, и он почувствовал, как открывающаяся ему информация сжимается от ее напряжения, будто в спазме.

– Кто-то вторгся в твое сознание, как я сейчас, и оставил там мину замедленного действия, которая вчера рванула, уничтожив все следы, с запасом.

– Твою мать! Теперь понятно, почему ты меня в больницу не повез.

– Умничка, малышка. Только давай прекращай сопротивляться, потому что копошиться в тебе насильно немного не в моих принципах, а разобраться в том, кто и зачем портит тебе жизнь, ужас как охота. Я не на тебя злюсь, просто от подобных методов зверею. Кто этот мутный тип, косящий под пожилого Христа?

– Мамин начальник. Она в него влюблена, а он всеми вертит как хочет. Волк в овечьей шкуре.

Пока Ганна рассказывала, Максим изучал цветную паутину, расходящуюся к десяткам людей, вещей и событий. Он знал, что цвета ассоциативных нитей обозначали информационную оценку со стороны субъекта. Светлые тона или яркие краски чаще всего были приятными, положительными впечатлениями, а темные – неприятными, пугающими, болезненными. Один из основных отростков тянулся к бабушке, расходясь где-то вдалеке на два – вероятно, на саму Ксению Львовну и сестру ее Ганну. На удивление темная нить шла к матери. Несколько тонких – вообще непонятно к кому, скорее всего, ассоциации с внешностью или манерой поведения.

– Можем посмотреть? – спросила девушка.

«Способная какая, – подумал он. – Даже объяснять ничего не пришлось.»

И перед ними возник образ черно-белой фотографии Ахматовой из сборника со стихами, часть которых Ганне еще в школе пришлось выучить наизусть в театральном кружке. Видимо, Лариса показалась ей похожей. От следующего же образа парень невольно прыснул. На него смотрела мультяшная Шапокляк.

– Во-первых, я никогда не замечал сходства, а оно очевидно прослеживается. А во-вторых, это же канон! – пояснил свое внезапное веселье колдун.

– Прекрасно. У нас есть ее имя, телефон и фоторобот. Что дальше?

Он коснулся вниманием практически черного ответвления и почувствовал опасение, обиду и какое-то давящее бессилие. И снова всплыл образ седовласого колдуна. Рассматривать его ближе без необходимости не хотелось. Если мужик сильный, то почувствует на раз, что кто-то его персону изучает. Если слабый, то он тут, скорее всего, ни при чем и Максим с ним позже разберется…

– Ты думаешь над тем, правда ли он связан с той женщиной или это только мои опасения?

– Да. Но на самом деле важнее понять, что же она тебе сказала. Потому что «хлопушка» могла быть оставлена очень давно и не ею даже, а сработать от каких-то Ларисиных или твоих слов и действий. Пойдем посмотрим ассоциации с бабушкой.

Но стоило начать прорисовываться образу Ксении Львовны, в голове у Максима словно что-то взорвалось и в глазах потемнело. Оба одновременно вскрикнули от боли, и Ганна снова безвольной куклой повисла у на руках своего спасителя.

– А вот это не здорово… – процедил он сквозь зубы.


* * *

Чего только Максим ни делал, но вторично сработавшая хлопушка снова безжалостно разъедала память Ганны. И почти сутки он, то и дело подходя к девушке и нежно касаясь ее, снова и снова отчитывал себя за неосторожность. Засыпая рядом, он надеялся, что та хотя бы вспомнит его имя. Но увы.

– Ты кто такой вообще?!

Это стало первым, что колдун услышал при пробуждении. А потом почувствовал, как гостья буквально выпрыгивает из его объятий.

– Этого я и боялся… – вздохнул Максим и нащупал очки, лежащие на овальном столике около кровати.

Девушка вскочила и испуганно озиралась, пытаясь понять, где находится.

– Ганна, вынужден сообщить тебе, – начал он, садясь, – что ты потеряла память. Пару раз… Поэтому немного предыстории. Во-первых, ты в Москве. Вернулась сюда из Нижнего почти неделю назад. – Глаза девушки становились все шире. – Меня зовут Максим. Мы познакомились в поезде. Чтобы у тебя появилось хотя бы немного уверенности в том, что я говорю правду, вот, держи. – Парень встал, взял с комода телефон и вручил Ганне. – Твой?

Она растерянно кивнула. Тогда он набрал ее номер на своем телефоне и сделал дозвон. На экране появилось имя «Максим рыцарь».

«Рыцарь, значит! – мысленно возмутился он. – А когда попытался тебя спасти, ты меня отбрила безапелляционно!»

Девушка посмотрела на дату и брякнулась обратно на край кровати.

Колдун вкратце рассказал о событиях последних дней, но снова и снова упирался в то, что полуправда настолько нелепа, что он и сам никогда бы в нее не поверил. Давно пора начать называть вещи своими именами…

Парень пристроился на полу напротив своей перепуганной гостьи и взял ее за плечи.

– Послушай, я несколько дней берег тебя от этой информации, оказалось, что зря. Поэтому сейчас давай начистоту. Ганна, ты понимаешь, что бабка, имя которой ты носишь, была колдуньей?

– Я предполагала, что это возможно… – неуверенно ответила та.

– А я почти уверен, потому что тоже колдун.

Девушка аж вздрогнула всем телом.

– У тебя в сознании зашита ловушка, которая срабатывает при попытке залезть в историю бабушки.

– Но почему? Зачем? – выразительные голубые глаза растерянно заморгали.

– Видишь ли, иногда люди, скажем так, с неординарными способностями умеют что-то такое, что слишком круто даже для большинства колдунов. И еще реже эти способности имеют гендерную обусловленность. Но тебе повезло на то и на другое. Иными словами, бабка твоя умела делать что-то очень необычное и передать могла только девочке в своем роду. А вот почему они никак не рождались, тут я с уверенностью не скажу. Обычно в таких историях наследники появляются довольно быстро, колдуньи легко могут об этом позаботиться. Но теперь мне все больше кажется, что наследницу просто другие колдуны не пускали, потому что хотели сами получить то, чем обладала твоя двоюродная бабушка.

– То есть… Я что, выходит, тоже колдунья? – нахмурилась Ганна.

– Потенциальная. Запакованная, как архив, так, что очень сложно пробраться к твоему содержимому. Но, похоже, кто-то пытается.

– Вот это новость…

– Может, сделаем паузу, пока у тебя голова не задымилась? Я немного беспокоюсь, ведь ты уже сутки ничего не ела. Ну и когда немного придешь в себя, я отвечу на все вопросы. Ах да, тебе с работы звонили в девять утра. Скажи, что ты еще болеешь.

Его гостья, словно пребывая в полузабытьи, позвонила в офис, потом спросила, где находится ванна, и не выходила оттуда довольно долго, видимо, желая переварить информацию в одиночестве. Максим успел собрать неплохой завтрак и, когда девушка наконец появилась в кухне, настоял на том, чтобы Ганна его съела.

– А у тебя какой интерес в этой истории? – спросила она, принимая чашку душистого кофе. – Как я понимаю, наследницей может быть только женщина.

– Я же рыцарь, – усмехнулся молодой человек. – Мое дело – спасать прекрасных дам.

– А есть более правдоподобные версии? – огрызнулась гостья.

«На этот раз не сработало, – подумал Максим. – Конечно, весьма здоровая реакция сейчас – забраться под скорлупу и бить по пальцам всех без разбора, но со мной такая позиция неуместна».

– Нет. И настоятельно рекомендую воспользоваться этим предложением, пока я не передумал. Ты уже пыталась разобраться во всем в одиночку, и хорошо, что свалилась на голову мне. А могла бы сейчас плакать на приеме у какого-нибудь мозгоправа или, того хуже, завязнуть в паутине, построенной для тебя темными. Впрочем, у тебя, конечно, нет оснований доверять. И если ты не готова прилагать усилия в этом направлении, я могу рассказать, где в квартире спряталась дверь.

– Ты блефуешь, – заявила девушка, глядя исподлобья.

– Проверим?

Максим даже не стал утруждать себя проникновением на эмоциональный план. В конце концов, он и правда возится с ней уже третий день и еще непонятно в какую историю впутывается. Переходить сильным темным дорогу – небезопасное удовольствие. Словом, пританцовывать вокруг, пытаясь заслужить доверие барышни, уже будучи уверенным, что огребет проблем, не хотелось совершенно. Он забрался на подоконник и начал отвечать на налетевшие за последние сутки сообщения.

– Самый вкусный кофе, который я пила в своей жизни, – произнесла наконец гостья после долгой паузы.

Парень продолжал заниматься своими делами. Тогда Ганна подошла и, сцепив руки за спиной, уткнулась лбом ему в плечо.

– Прости, пожалуйста, и будь моим рыцарем… – еле слышно произнесла она. – Это мне ты кажешься незнакомцем, но если ты пытаешься заботиться обо мне днем и обнимаешь ночью, то, вероятно, у нас была какая-то история, в свете которой желание помочь вполне естественно.

– Если пытаешься таким образом понять, кто мы друг другу, то не переживай, ты немногое пропустила!

Девушка стушевалась еще сильнее, но продолжила:

– Я пытаюсь сказать, что, когда ты отошел, меня будто стало чуть меньше, а мир показался чуточку сложнее. Верный знак, что ты пытаешься отдать, а не получить.

Ее искренность и мудрость вызвали удушающую волну нежности, и Максим, повернувшись, прижался головой к ее голове.

– Забирайся ко мне и расскажи, на чем теперь обрываются твои воспоминания.

Ганна охотно уселась напротив. Колдун чувствовал, как она пытается собраться с духом и привести в порядок мысли, а те только крошатся и непослушно мечутся в голове, как сухие листья на ураганном ветру.

– Мы познакомились, потому что ты плакала. Я обещал не спрашивать, что случилось, но теперь надеюсь вернуть свое обещание и все же узнать, в чем дело, – попробовал помочь он. – Не потому, что мне не терпится, чтобы ты снова заплакала, а потому, что эта история, судя по твоим ассоциациям, которые мы пытались вытащить вчера, как-то связана с этой Ларисой. Да даже если нет. Темные наверняка грызут твою семью, как мыши полы старого дома. Даже если я буду не в силах помочь, то хотя бы объясню что-то. Иногда понимание происходящего вынимает жало у ситуации.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66281154) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения